Урок приближался к концу, и учительница начала подходить к ученикам по очереди, расставляя оценки. К удивлению Алёши, горшки и кувшины получали привычные четвёрки и пятёрки. Но вот наступил долгожданный момент. Учительница подошла к Алёше, склонилась над его партой, обдав его тяжёлым запахом пота вперемешку с удушливым парфюмом. Перед взором Алёши возникла морщинистая старческая шея, переходящая в не менее морщинистую грудь, видневшуюся из декольтированного платья. И тут Алёша к своему ужасу услышал: «Эх, Коврин, ну никак ты рисовать не хочешь, опять всё неаккуратно, грязно. И вообще, что это такое? Где ты такой трактор видел? В колхозе разве такие ездят трактора? Как он вообще поедет, если у него колёс нет? И пятен опять грязных наставил. Да… Коврин – хуже всех, как всегда». И грубая тёмная рука с толстыми пальцами, со следами мела, вывела под шедевром Алёши огромную жирную красную тройку с длиннющим минусом.
Разочарованию не было предела. Обида ядовитым плющом вползла в молодую чистую душу и пустила там корни.
Выбрав место парковки так, чтобы самому оставаться неприметным, но при этом хорошо обозревать весь двор, Коврин заглушил двигатель, выключил фары и приготовился к ожиданию.
Через несколько минут из-за угла дома появился неброско одетый мужчина лет пятидесяти. Уверенной пружинистой походкой он подошёл к двери с вывеской «Тропа Йогина. Ом», отворил её ключом и скрылся за ней. Коврин встрепенулся – вот оно, началось! В течение следующих пятнадцати минут в «Тропа Йогина. Ом» зашли ещё шестеро мужчин и четыре женщины. Следующим в «Тропа Йогина. Ом» вошёл Саша. Причём он пришёл пешком, видимо, оставив свой «Фольксваген» где-то по соседству. После Саши прошло ещё пять человек. Коврин просидел в ожидании ещё двадцать минут и, резонно положив, что все, кому надо, пришли, покинул автомобиль и пошёл к входу «Тропа Йогина. Ом». Дверь была плотно прикрыта, никаких окон или щелей, чтобы заглянуть внутрь, не обнаружилось. Звуков тоже расслышать никаких не удалось. Войти Коврин не решился. Да и что бы он сказал!? «Здрасте, это у вас тут секта, да?» Коврин в нерешительности походил туда-сюда, с досады пнул комок грязного снега и вернулся в машину. Выкурив сигарету и разогнав клубы сумбурных мыслей, Коврин решил обойти дом с другой стороны – вдруг там есть окно. Он немедля так и сделал, и действительно – узкое окошечко светилось прямо над землёй. Коврину пришлось присесть на корточки, чтобы заглянуть внутрь. Рассредоточившись в свободном порядке по бежевому светлому залу, в причудливых позах сидели обездвиженные люди. Чем Коврин дольше смотрел на них, ожидая активности, тем дольше они сидели неподвижно. Вдруг во всепоглощающей тишине раздался какой-то резкий шум. Коврин от неожиданности подскочил на ноги и огляделся. Сзади два гастарбайтера в грязных оранжевых спецовках мерно мели тротуар, совершенно не обращая внимания на взвившегося, словно ужаленного, человека в палисаднике. Коврин с облегчением выдохнул, взял комок снега и обтёр им лоб и щёки, после чего бросил взгляд на так и не двинувшиеся тела и отправился обратно в машину, где сидел в полной прострации, не ощущая времени, не улавливая в бешеном мыслительном потоке ни одной рациональной идеи. Сквозь дымку мыслительного шлака безучастно наблюдал он, как из «Тропа Йогина. Ом» выходят люди. Когда вышел последний – тот неброско одетый, который отпирал дверь, Коврин, подчиняясь неведомым силам, вдруг выскочил из машины и крупными, неуклюжими, но частыми скачками побежал к нему. Мужчина ещё запирал дверь, а запыхавшийся Коврин стоял уже, тяжело дыша, у него за спиной.
