И вот экзамены. Я сразу же пошла на вечернее отделение, знала, что на дневное не хватит баллов. Да и расставаться с работой, материально обеспеченной жизнью, не хотела и не могла. Сдала все экзамены, даже английский вытянула на четверку. С трудом, впритирку, но поступила. Сыграла роль моя трудовая биография. Комиссии было видно, что это не девочка, отслужившая в какой-то конторе два года, чтобы иметь льготы при поступлении. И представитель от комитета комсомола университета горой стоял на комиссии за то, чтобы принять меня, учитывая мое комсомольское прошлое.
Жизнь прекрасна, я студентка. Еще пять лет, и я выйду в жизнь специалистом. И тут удар. Начали потихоньку отпускать детей и внуков испанских эмигрантов. Хуан тоже подал заявление на репатриацию. Почти сразу получил разрешение на выезд с семьей. Признаюсь, проплакала две ночи. Мы прощались на скамейке в моем любимом Измайловском парке, он глядел мне в глаза, что-то говорил, но я ничего не слышала, только понимала, что он мысленно уже в Испании. Хуан обещал мне писать, и действительно я получила от него два письма, но потом он замолк. Писать мне ему было некуда, я не писала. И осталась одна. Нет, были связи, но только случайные, действительно кратковременные. Я даже и забыла, кто это был. Твердо решила никогда больше не влюбляться: слишком тяжело потом переживать потерю.
1972–1983 гг.
Заочное обучение трудно для тех, у кого нет внутренней дисциплины. Никто тебя весь семестр не проверяет. Но если не работать весь семестр, то на сессии будет слишком тяжело. Не поможет даже краткосрочный отпуск, положенный студентам-заочникам во время сессии. У меня была возможность ежедневно заниматься. Мои напряженные часы – утро, когда женщины собираются на работу, или вечер, когда они приходят с работы усталые и недовольные. Именно в это время происходят все конфликты, в которых мне необходимо разбираться. Но остается несколько часов до обеда и после обеда, когда я могу спокойно заниматься.
Удивительно, но об учебе у меня почти не осталось никаких воспоминаний. Все слилось в сплошной поток: занятия дома, написание каких-то работ, установочные занятия перед сессией, собственно сессии.
Много лет – с 1969-го по 1982-й – мы были дружны с Ниной. Во время нашей первой встречи у Петра Аркадьевича дала ей свой телефон, вернее телефон нашего общежития. Она как-то позвонила мне, оказывается, муж снова уехал на сборы, ей скучно, сидит одна. И я поехала к ней. Живет она на Пятницкой улице у метро «Новокузнецкая». Двухкомнатная квартира в старом доме с очень высокими потолками. Квартиру и приличную зарплату дали мужу за победу команды на крупных международных соревнованиях.
Мы одногодки, она замужем за профи, велосипедистом, членом сборной СССР. На сборах он изменяет ей, так сразу и сказала мне, когда я приехала к ней, и мы сидели за столом. Она отвечает ему тем же. Не знаю, кто из них начал первым. На этой почве часто ругается с мужем, когда он возвращается из длительных командировок на соревнования и тренировки. Говорит о взаимных изменах просто и спокойно. Я никак не могла этого понять. Говорю ей:
– Как же вы можете так жить? Ведь это каторга.
– А что делать? Где мне или ему жить? Да я и не проживу на свою журналистскую зарплату.
Не мне судить ее. На своей работе я получаю столько же, что и она. Но я-то привыкла уже к такой зарплате, а у нее еще и половина зарплаты мужа в кармане. Нина почти всегда оживленная, немного шебутная, любит веселую компанию, не прочь выпить. Много знакомых, очень общительная. Бесцеремонная. Мне ее бесцеремонность сначала очень не нравилась. Только значительно позже поняла, что это просто средство скрывать свои комплексы.
