– Теперь ты опять будешь по уши в рукописях. Два новых автора – это уже кое-что. Трудись. Напечатаем – тебе повысим зарплату.
Прибавка к зарплате – это неплохо. Цены-то не стоят на месте. В то время мы не могли даже в кошмарном сне представить тот разгул инфляции, который наступил позднее, в 1992 году. Никто вообще не привык к повышению цен.
Пришлось серьезно сесть за «Окошко счастья» Саманты. Было неясно, почему приезжий бизнесмен обратил на героиню внимание. Не было ни особенных событий, ни какого-то удачного разговора с ней. Придется Саманте дорабатывать. Потом нашла еще несколько крупных нестыковок, или необъяснимых действий, даже с точки зрения женской логики некоторые действия были непонятны. Ну это-то легко исправить. Я увлеклась, карандаш летал по страницам, не заметила, как кончился рабочий день. Взяла рукопись домой.
А дома, сделав немногочисленные свои дела, внезапно кинулась к своему старенькому чемоданчику и вытащила листочки с рукописью «Повесть любви». И вместо рукописи Саманты начала перечитывать свои листочки. Теперь я читала медленно, как редактор, отмечая огрехи. Читала целый час, даже пришлось включить свет. Села и задумалась. Чем отличается мое детище от романа Саманты? Нет, все разное: действие у меня развивается более чем на сто лет раньше, у меня морской офицер, у Саманты – предприниматель. У меня девушка из средней, но обеспеченной семьи, у Саманты из простой, с весьма малым достатком. Не говорю уж об одежде, транспорте. Кстати, Саманта хорошо разбирается в женских атрибутах. Но суть одинакова: обе девушки мечтают об идеальной любви и находят ее. Но у меня действие на этом прерывается, а у Саманты вполне естественное, жизненное развитие сюжета. Может, если бы я продолжила, моя героиня, ожидая месяцами мужа из плавания, завела роман с соседским щеголем? Кто знает? А если рассматривать с точки зрения моих изысканий, у кого мы увели фабулу, причем совершенно независимо друг от друга?
Я так и не начала черкать текст Саманты. Сидела, вспоминала свою молодость. Как быстро она прошла. Ведь меньше чем через год мне будет сорок. И никто уже не скажет про меня – «девушка», или хотя бы «молодая женщина». Вот и Саманта, и Жора почтительно называют меня Ольга Афанасьевна. Для них я, наверное, крокодилица. Или крокодилиха? Как правильнее? Хорошо хоть не динозавр. Но в душе-то я еще молодая. А что толку? Пройдет несколько лет, и на меня ни один мужчина не взглянет с интересом. Да уже и не глядят. Я мысленно перебрала «моих мужчин». Кто из них сейчас с интересом взглянул бы на меня? Наверное, я сама виновата. Но в чем? Что я делала неправильно? Почему осталась одна?
Настроение испорчено, не до работы. Включила телевизор, все тот же старенький, черно-белый. Неужели у меня никогда не будет денег на новый, приличный телевизор? А на экране муть голубая, то есть черно-белая. Все тот же Горбачев оживленно несет чепуху. Меня политика совсем не интересует. Ну не верю я ни тем, ни другим, ни коммунистам, ни демократам. Не хочу участвовать в наивных проявлениях активности. Нет, это не жизнь, что-то нужно менять. Огорченно выключила телевизор и легла спать. Утро вечера мудренее.
На следующий день позвонила Саманте и попросила прийти после обеда. Когда вернулась из кафе, Саманта сидел (черт, никак не привыкну писать что-то одно: сидел или сидела) около моего стола. Немного приоткрытый рот, в глазах ожидание, смотрит на меня как на судью, готовящегося прочитать приговор. Незачем его мучить.
