Московские тайны: дворцы, усадьбы, судьбы - страница 28

Знал ли Константин Коровин, что становился соседом Сурикова? Во всяком случае, в том же 1884 году он, закончив Московское училище живописи, ваяния и зодчества, перебирается из полуподвала на Селезневке на Долгоруковскую. Это была старая мечта, которую наконец-то удалось осуществить. Здесь же у него будет жить и приехавший в Москву из Киева М. А. Врубель.

«Дядя Антон, по моей просьбе, был у Миши и вчера сообщил, что Миша здрав, невредим и весел, – пишет в декабре 1889 года отец Врубеля. – Сошелся с прежними своими товарищами художниками: Серовым и Коровиным, и на днях сообща открывают мастерскую (Сущевская часть, по Долгоруковской улице…)»

Сведения эти не были вполне точными. Мастерская принадлежала К. Коровину, Врубель вообще никакими средствами не располагал.

По ночам в мастерской примерзало к спине одеяло – даже чугунную пристроенную посередине комнаты печурку не всегда было чем топить. Еды часто хватало только, чтобы подкармливать мышь, появлявшуюся у коровинского мольберта. Ванной служил большой красный таз, ставившийся поближе к печке, душем – губка, которую упорно каждый день выжимал себе на затылок Врубель. Он же берется для экономии готовить – печь на той же печурке яйца, но они лопаются – повод для безудержного веселья Коровина. И только дворник выступает время от времени спасителем, устраивая грошовые заказы на именинные поздравительные ленты, для которых Врубель придумывает фантастические по красоте орнаменты и шрифты.

«Демоническая эпоха» в жизни Врубеля и К. Коровина, как скажет потом один из их знакомых, потому что оба они увлечены образом Демона. Именно здесь Врубель напишет первый вариант своей знаменитой картины, которую удастся выставить только спустя 12 лет. На некоторое время художник оставит Долгоруковскую, чтобы снова вернуться в коровинскую мастерскую.

«В это лето мы, я и Михаил Александрович, как-то со всеми поссорились, – станет вспоминать Коровин. – Нужда схватила нас в свои когти, и мы целые дни сидели в мастерской, иногда ходили в Петровско-Разумовское, где много говорили, а потому не скучали и были довольны смехом, который не покидал нас, дружбой и исключительной новизной. Но жилось тяжело…»

Рядом с другом Врубель переживет и очень тяжкий для него провал своих панно, созданных для павильона отдела живописи Всероссийской выставки 1896 года в Нижнем Новгороде, – «Принцесса Греза» и «Микула Селянинович». На взрыв возмущения врубелевской живописью Коровин ответит записью:

«Критика наша за малым исключением занимается колебанием треножника артиста, совершенно выражая собой страшную психологию унтера Пришибеева… Авторы этих памфлетов сердятся на сознание художника, боясь, что художник лучше других видит всю мелкую душонку их бытия».

Горькие воспоминания не помешают К. Коровину после триумфального участия во Всемирной парижской выставке 1900 года снять квартиру именно на Долгоруковской. Мастерской художник связан не был, потому что за всю свою жизнь в Москве ее не имел, удовлетворяясь для работы обыкновенной жилой комнатой. В только что построенном доме № 17 купчихи Ковригиной он напишет один из лучших своих портретов – Н. Д. Чичагова, блистательный по свободной маэстрии и предельно точный по душевной характеристике одаренного и жизнелюбивого музыканта, картины «Весной», «Деревня», находящийся в Третьяковской галерее «Ручей». Это время возобновления Коровиным в Большом театре «Руслана и Людмилы» и «Манфреда».