Москва против Мордора - страница 17
Это та же самая Якиманка, по которой марш прошел замороженным днем февраля, но теперь она изменилась. Нет белого безмолвия и черных шуб, весна превратила людей в цветные тюльпаны. У девушек распущенные волосы, некоторые в туфлях на высоких каблуках. Я думаю, в туфлях на высоких каблуках на митинг ходят только в России. Есть люди с детьми. Пересекая Якиманку, мужчина толкает перед собой инвалидную коляску, а в ней молодой инвалид, и на запястье его руки – белая лента.
Огромная колонна, сопровождаемая передвижными кутузками, филерами, следящими камерами и милиционерами с овчарками, медленно движется вперед сквозь волны громкого звука. Из черного динамика, примотанного скотчем к столбу, вдруг обрушивается в весенний воздух песня о «Варяге». От этих слов и от этой знакомой с детства мелодии пробивает дрожь. Динамик на столбе остается позади, и тогда вступает маленький духовой оркестр, идущий между цепью охранения и колонной. Он играет «Мы рождены, чтобы сказку сделать былью» и «День Победы».
Все как всегда, то есть десятки тысяч людей идут с самодельными плакатами и лозунгами, нарисованными от руки и напечатанными на принтере. Девушка несет табличку «Здесь танцуют!». Куда она несет эту табличку, позаимствованную у братского французского народа, когда-то установившего ее на развалинах Бастилии? Я думаю, на Лубянку. Идет мужчина с плакатом, который черными и красными буквами орет о большой беде: «Россия захвачена организованной преступной группировкой!». И седой мужчина в сереньком пиджачке городского пролетария и с усталым лицом человека, которого сработала жизнь, идет один, в стороне от всех, и несет плакат с молитвой, посланной сюда из камер изолятора ИЗ – 77/6, где сидят три девушки: «Богородица, Путина прогони!»
Но есть и кое-что новое. Это люди из других городов. Их немного, но на прежних маршах даже столько их не было. Эта Россия, прибывшая на московский марш, стоит робко на пути следования колонны и смотрит на нее удивленными глазами. У москвичей бывают лозунги, который не каждый поймет – например, «Да здравствует жена Константина!» – а у этих, проведших ночь в поездах и автобусах, лозунги простые и ясные, и в них нет ни иронии, ни игры, ни зашифрованных исторических аллюзий: «Тула без Путина», «Астрахань – Россия – Свобода», «Пермь + Ижевск спешат на помощь!». А на середине Якиманки стоит делегация из Воронежа, в составе которой веселый мужик с пестрым флагом города. Его переполняют чувства. Он смеется и говорит проходящим мимо москвичам: «Не бросайте это дело! Как приятно видеть столько нормальных людей! Тут на улице народу как у нас полгорода!» У женщины рядом с ним медицинская маска на лице, на которой написано и перечеркнуто слово «Путин».
Мальчик и девочка идут в черных майках с белыми буквами: «Челябинск за честную власть». У него на спине рюкзачок, и он играет роль ишачка своей девушки. На ходу, не останавливая ишачка, она достает из рюкзака бутылку с водой и пьет. Душно, парит. Дальше на Якиманке, в сопровождении родителей, вприпрыжку бегут мальчик и девочка лет десяти, он в джинсиках, и она в джинсиках, он в голубой панамке, она в зеленой, и они хором поют тонкими голосами: «Мы здесь власть!»
Когда колонна с веющими флагами, яркая и праздничная, в сиянии белоснежных лент, одна из которых имеет в длину тридцать метров (ее несут несколько десятков человек, как шлейф королевы), в ореоле воздушных шариков, которые вырываются из рук и быстро поднимаются в небо, медленно выходит из устья Полянки на простор площади, то раздается общий вздох изумления и потрясения, который быстро сменяется смехом. Каменный мост впереди перегорожен оранжевыми поливочными цистернами, перед ними стоят серые цепи ОМОНа и зеленые внутренних войск. Тысячи черных шлемов-сфер сияют на солнце. Между цепями расхаживают офицеры. Медленно выезжают сбоку, из проезда у сквера, белые автозаки и там, в глубине этого средневекового боевого построения, четко, как на параде, разворачиваются задом к колонне, словно приглашая ее прямым ходом проследовать в тюремный ад.