Спорить не приходилось. До утра отец организовал солдат во взводы, назначил старших, заставил всех окопаться. Командирам взводов поставил задачу. Бойцов под его руководством оказалось около 200 человек. Это полноценная пехотная рота.
Утром начало рассветать, отец уже хотел поднимать людей в атаку и броском занять эту деревню. Но у немцев были свои планы. Не дождавшись атаки русских, они сами пошли на наши позиции. Их было тоже около 150—200 человек. Но у них были автоматы, и на ходу они вели такой огонь, что нашим в окопах головы было не поднять. Когда они подошли на бросок гранаты, то есть, метров на 30- 40, отец дал команду – и все оставшиеся в живых бросились на немцев. Половина, конечно, не добежала. Но те, что добежали, уже настолько озверели от ненависти, что потеряли чувство страха и дрались насмерть. Отец рассказывал примерно так:
– Последнее, что я помню – это как я выскочил из своей ячейки с пистолетом в руке и побежал на немцев. В ту же секунду меня как будто огромной палкой ударили по ногам. Перевернулся в воздухе несколько раз и упал. Это немец бросил гранату, и она взорвалась под моими ногами. Я тут же вскочил. Боли не чувствовал. Дальше ничего не помню – сплошное какое-то кровавое пятно перед глазами. Как дрались с немцами – не помню. Когда очнулся, посмотрел вокруг: сам стою весь в крови, сердце выскакивает от перегрузки, в правой руке пистолет ТТ с откинутым затвором, без единого патрона. В кого стрелял, чья кровь на мне – не помню. Вокруг меня в поле стоят с десяток наших солдат и примерно столько же немцев. Это всё, что осталось в живых от двух рот. Остальные убитыми или тяжело ранеными усеяли поле вокруг. Те, что остались в живых, с минуту молча смотрели друг на друга. Приходили в себя после этого кошмара. Драться или стрелять друг в друга уже не было сил ни физических, ни моральных. Только хватали ртами воздух и с ужасом смотрели на трупы растерзанных солдат. Через минуту мы, также молча, не трогая друг друга, повернулись каждый в свою сторону и побрели в полном изнеможении и безразличии. Немцы к себе, мы, русские, в свои окопы. Помню, один немец шёл и волок свой автомат по земле за ремень. Не было сил наклониться и поднять.
Немного отдышавшись, отец пошёл искать того «полководца», который грозился его расстрелять, а пока назначил командиром. Но не нашёл. С началом атаки генерал испарился вместе с автомобилем и всей своей свитой.
А отец вместе с оставшимися бойцами пошли на восток, искать какую-нибудь часть, чтобы примкнуть к ней. Немцы не преследовали, видимо, зализывали раны.
Вышли в тот же день к реке Ловать. У моста тысячи людей, лошадей и машин пытаются пробиться через мост на ту сторону. Здесь отец увидел какую-то незнакомую медсестру и попросил посмотреть, что у него с ногами. Та взяла скальпель и пинцет и вытащила из его ног несколько осколков, перевязала, и на этом лечение закончилось. Потом ещё несколько мелких осколков за несколько недель вышли сами. Помню, у отца ноги ниже колен были все в белых кружочках разного диаметра – следы от осколков гранаты.
Отец осмотрелся с обстановкой на переправе. Увидел, что какой-то майор пытается навести там порядок и довольно толково организует проход людей через мост. Вдруг откуда ни возьмись через толпу людей на большой скорости подлетает машина с несколькими офицерами. Один из них выскакивает на ходу из машины и с криком «Панику здесь разводите! Расстреляю как предателя!» стреляет несколько раз из ТТ в этого майора. Тут же прыгает в машину – и был таков. Только через минуту до отца дошло, что это были немецкие диверсанты из русских. Они специально блуждали по ближним тылам и поддерживали беспорядок и панику среди отступавших.
