Эльза спросила:
– Ты вчера знал о гранте?
– Нет.
– А чего сиял?
– Это по другому поводу. В лотерею выиграл.
– Сколько же ты лотерейных билетов купил, что так обогатился?
– Не спрашивай. Все – дар божий. Молиться надо на ночь. Ты молишься, Дездемона?
– А как же. На мужа. На Пал Палыча. На свекровь. Как раз троица.
– Я, думаю, за грехи благодать получил. Понравились небесным мужам мои мужские грехи, вот и поощрили ценным подарком.
– Тогда в следующей жизни и я мужиком рожусь. Оттянусь на Героя Труда.
– Ты и в качестве женщины можешь Героя получить. Это даже легче. Как мужчина говорю. Ни виагры тебе, ни алиментов…
Мы могли и дальше продолжать в том же духе, если бы не вошла Маргарита Петровна. Тоже наш преподаватель. А обмен остротами, пожалуй, скрывал нечто другое. Что-то на дне колодца все же осталось. Ну и, скелет в шкафу. Вот он время от времени и клацал зубами. Эльзу задело, что я будто бы знал о гранте, а скрыл от нее. Все-таки она считает, что имеет определенные права на меня, раз подле нет другой женщины…
Через пять минут я пошел проводить занятия, и посторонние мысли отлетели на время. Хотя на занятиях скучали обе стороны: я, как преподаватель, которому надоел один и тот же прогоняемый учебный материал, и студенты, которые пришли в вуз отсидеться от армии и предстоящей унылой рабочей жизни. Но нагрузка на мозги брала свое, все-таки на полтора часа я оказывался в ситуации творца событий, а не того, с кем что-то делают. Впрочем, мои способности демиурга находились в узких рамках возможного. В бессилии я наблюдал, как с каждым годом в умах студентов креп классический постулат гедонистской жизнедеятельности: «Хлеба и зрелищ!». Точнее: «Импортного хлеба и импортных зрелищ». Они не хотели работать, а хотели торговать импортным, пусть даже это будут идеи…
Из дневника
– Ангелы и вправду так выглядят?
– Нет, конечно, крылья нам не нужны, как и образ человеческий. Но людям так привычней нас воспринимать.
– Зачем Вы здесь?
– Мне нужно понаблюдать людей вблизи.
– Вы будете ходить по улицам?
– Вряд ли.
– Почему Вы постучались в мое окно?
– Вы не вредный…
…Вот так Ангел мне и сказал: «Вы не вредный». Такова моя оценка небесными силами. И это весь капитал, который я приобрел с точки зрения вечности к сорока годам?
Так Мессия я или не Мессия?
2
Придя домой, раскрыл папку с письменами Разуваева и принялся читать дальше.
«Я буду твоим Богом!»
Несмотря на благоволение Бога к роду Ноя, вкус плода с древа познания не забылся. Как только численность людей возросла, они решили строить башню… до Неба! Для чего им понадобилось добираться до обители Бога, Библия опять сообщает туманно: «И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде, нежели рассеемся по лицу всей земли» (Б.11;4). Что за «имя» они хотели себе сделать? Возможно, люди хотели состояться как сила духовная (достичь Неба), а затем уже заняться делом материальным – обустройством Земли? Не получилось, и им пришлось начать с обратного – сначала состояться как творцы материального. Есть, конечно, и иные варианты трактовок. Башня могла быть предназначена для астрономических наблюдений, но в любом случае в этом решении Библия впервые фиксирует тщеславие у человека – «сделаем себе имя». К этому чувству можно относиться двояко: как стремление к духовности, и как гордыню, что будет объявлено церковью большим грехом, хотя именно гордыня стала основой психологической мотивации, двигавшей на протяжении истории человечества прогресс – науку, искусство. В любом случае, следует признать, что тщеславие – феномен неоднозначный, зато однозначной была реакция Всевышнего: сугубо отрицательной. Правда, не к чувству, а к результату.
