Читать онлайн Борис Шапталов - Не благая весть от Тринадцатого

Вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною; и внезапно придет в храм свой Господь, которого вы ищите, и Ангел завета, которого вы желаете… И кто выдержит день пришествия Его, и кто устоит, когда Он явится? Ибо Он – как огонь расплавляющий и как щелок очищающий, и сядет переплавлять и очищать серебро, и очистит сынов Левия и переплавит их, как золото и как серебро, чтобы приносили жертву Господу в правде. Тогда благоприятна будет Господу жертва Иуды и Иерусалима, как во дни древние и как в лета прежние.

Ветхий Завет. Книга пророка Малахии (3;1—4)

И создал Бог человеков по образу и подобию своему. Но в своеволии своем ослушались первые люди воли Творца и прогнал Господь их от глаз своих. Прошло время, и задумались сыновья тех людей о том, что окружает их, и сказали друг другу: «У каждого начала есть Творец. Нам нужно поклоняться тому, кто сотворил все это первым». И создали люди бога по образу и подобию своему, и стали поклоняться Ему. Но почему-то не принесло это им радости.

Притча от Иуды

Если бы путешественник, проезжая земли у реки Иордан, через сонные селения или даже через столицу этой страны – Великий Город, представляющий из себя скопище глинобитных домов и кривых улочек с канавами для нечистот – услышал, что здесь таятся силы готовые вот-вот взорваться и сместить ось вращения сложившегося за долгие века порядка, он этому не поверил бы. Могущественный Рим царил на берегах Средиземноморья. Римляне утвердились здесь сравнительно недавно, но прочно, по-молодому цепко держа в руках подвластные народы. Лишь маленький, ничтожный с точки зрения мировой политики народ, со своей сверхчестолюбивой религией, страстно мечтал о свободе. Но свободе особо рода, малопонятной эллинам и римлянам, да и самим жителям этого края. Одни ее жаждали, чтобы не оглядываясь на стороннюю силу, всецело раствориться в сладостной покорности своему Богу. Другие же хотели иного, того, что они называли «освобождением духа». Третьи мечтали о царстве справедливости на земле. И все стороны уверяли, что тем самым спасут себя, свой народ и обеспечат детям лучшую долю. Но римская мощь казалась несокрушимой, мир – недвижим, и отодвигалось великое чудо приобщения к Небу. Но его ждали! Мало кому из истомленных ожиданием людей думалось, что оно не произойдет при их жизни, минует их судьбу. Нет и нет! Верилось, что скоро, может, через год, пусть через два или три, но обязательно явится Спаситель и возвестит о наступлении Светлого Дня. И они сбегутся к нему, как дети к возвратившемуся с подарками из далеких краев отцу…

Однако годы шли, но ничего не менялось.

Повествование 1. Д о р о г и Г а л и л е и

1

Меж зеленых холмов Галилеи петляла узкая серая дорога. Под полуденным солнцем брели люди, поднимая носками сандалий густую пыль. Их было немного – около дюжины. Шли они медленно, как идут те, чья цель так далека, что нет необходимости спешить и выбиваться из сил. Впереди шествовал высокий, худой человек в темном хитоне, смотрящий не под ноги, а куда-то вдаль, откуда извиваясь, приходила к ним дорога. Остальные брели следом, растянувшись цепочкой, в одинаково бедных одеяниях, бородатые и гладколицые, плешивые и густоволосые, пожилые и молодые, кто опираясь на посох, кто таща узелок, равнодушно взирая на окрестности, на обреченно-вытоптанную дорогу под ногами, пока вдали не показалась деревня, и тогда путники разом ускорили шаг. Она оказалась небольшой, но это только приободрило их. По опыту уже знали: чем меньше селение, тем больше гостеприимства.

Вперед вышел человек, – еще не старый, но давно расставшийся с молодостью, в недлинной курчавой бороде которого застряло уже немало седых волос. Человек несмело шагнул к одному из домов и постучал в дверь.

– Мир вам, хозяева! – проговорил он, появляясь на пороге, несколько гнусаво, но с чувством. – Пусть счастлив будет сей очаг!

Хозяева – муж с женой – поднялись навстречу:

– Спасибо. Проходите, гостям рады.

Черные, острые глаза вошедшего радостно оживились, и он с улыбкой шагнул в комнату.

– Благословенно будет гостеприимство ваше! Пока не иссякнет радушие – не иссякнут и воды Иордана, – проговорил он с напускной напыщенностью. Он боялся отказа и спешил заговорить хозяев.

Хозяева же, как и все галилейские земледельцы, с коричневыми от солнца лицами и огрубевшими от работы руками, настороженно вглядывались в гостя.

В нем не было ничего деревенского. Но и городским ремесленником или торговцем он тоже не выглядел. Бродяга? Невысок ростом, сутул, прихрамывал на правую ногу, и при этом, казалось, не мог спокойно усидеть ни мгновения. Какая-то сила заставляла его постоянно то двигать руками, то передергивать плечами, а рот то и дело расплывался в улыбке и слышался дробный смешок, отчего бородка мелко дрожала.

– Разделите с нами трапезу, – пригласил хозяин.

– Спасибо за радушие. У меня и свои припасы есть, только они у моих товарищей, – ответил гость вдруг жалобным голосом, мигом согнав с лица улыбку. – Сейчас они подойдут… Не разрешите ли им стеснить вас немного? С утра на ногах, на ветру и на солнце!

Муж вопросительно посмотрел на жену. Та не возражала.

– Если мой дом вместит их, зови, – согласился хозяин.

– Спасибо! Да будет вам удача во всех делах! – обрадовался гость и выскочил из дома, навстречу путникам.

– Я все сделал, Учитель! – с едва сдерживаемой гордостью сказал он приближавшемуся к ограде человеку. – Вас ждут!

Путники заулыбались, довольные предстоящим отдыхом.

– Спасибо тебе, Иуда, что взял на себя обязанность договариваться, – сказал один из них. – Не то что Хоам…

– Что я могу сделать, если везде требовали плату? – пожал плечами Хоам.

– А с Иуды не требуют, – наставительно ответили ему.

Хоам не стал спорить. Раз получается у кого-то договариваться, так пусть…

Во дворе они долго умывались, избавляясь от въевшейся пыли и грязи, и только тогда вышли в дом, чинно, один за другим. Еще раз поздоровались с хозяевами, воздав им за оказанное радушие, не спеша расселись на бараньих шкурах и достали из котомок незамысловатую еду: сыр, лук, хлеб, вяленую рыбу.

Иуда отозвал хозяина, пошептался с ним и среди выложенной снеди появился кувшин молодого, кисловатого, виноградного вина.

В тесной комнате сделалось шумно и весело. Разговор оживился. Послышались шутки, смех.

– Куда же вы путь держите, и кто вы? – спросил хозяин.

– Идем в Столицу, хотим помолиться в Храме. А так-то мы странники, разносим сокровенное слово Господне.

– Оно вам ведомо? – осведомился хозяин.

– А вот приходите на площадь, послушайте, что мы говорить будем.

– Проповедников ныне много. И толкуют они по-разному. Знать не внятно Бог им свое слово открывает, – угрюмо отвечал хозяин.

– Это верно. Но у человека есть сердце, он должен прислушаться к тому, что оно подскажет. Так что приходите. Не понравимся, так что же? Мы уйдем, и вы нас забудете.

Трапеза длилась недолго. Пришельцы не хотели испытывать терпение хозяев. Воздав хвалу Всевышнему, они собрали остатки еды в сумы, встали и, поблагодарив за гостеприимство, вышли. И первым это сделал их предводитель.

Когда уходили последние, хозяин не выдержал и задал вопрос, который занимал его:

– Так на что вы рассчитываете, ходя вот так от деревни к деревне?

Иуда встрепенулся, подался вперед и первым ответил:

– Вот ты сказал, проповедников много, – это верно. Но только не всем внимают. Зато нам – охотно. Так что время покажет, кто есть кто.

2

А путники тем временем вышли на небольшой пустырь, заменявший в деревне площадь и объявили селянам, что к ним хотят обратиться с проповедью. Сначала пришли желающие, следом потянулись любопытствующие. Их обычно находилось достаточно. Для монотонной жизни маленьких селений каждый новый человек – событие.

Когда народ собрался, на прикатанный путниками камень поднялся человек.

– Не с праздными и лукавыми речами я к вам пришел, а спросить хочу: счастливы ли вы? Спокойны ли ваши души? Не мучают ли вас вопросы, на какие ответы не ведаете? – мягко, почти не повышая голоса, спросил он.

Толпа молчала. В молчании терпеливо ждал проповедник. Наконец кто-то сказал, будто вздохнул:

– У каждого свое.

– Да, у каждого свои радости, – согласился пришелец, – только вот беды общие. Корни тех колючих кустов, что цепляют людей, одни. Каждый человек подобен травинке – растет сам по себе, но живет потому, что рядом существуют такие же. Всяк живет по-своему и невдомек ему порой, что радость его увеличивает счастье всех, а его беды – общую тяжесть, – говорил проповедник, как бы размышляя вслух. – Многие гонят из себя заботы. И, ищут отдохновения в равнодушии или разгуле. Напрасное то блаженство! Достойно оно тех овец и коз, что вы пасете. Если же одним телесным жить – не по-человечески это будет, ведь Бог создал нас по образу своему и вдохнул в нас частицу духа своего…

Голос проповедника окреп и вознесся над головами собравшихся.

– Вот и задумаемся над тем, что в мир мы несем? Не слишком ли мы спокойно взираем на нечистоты вокруг нас?

Человек вещал, и люди внимали. С ними мало кто говорил о высоком, даже местный священник. У того были свои заботы – свадьбы, похороны, праздничные обряды… Пришелец же говорил, не боясь быть непонятым и не смущаясь того, как далеки его призывы от их жизни. Правда, звал он их к другой жизни, о которой разве что мечталось, да и то вечерами после надоевшего от работы дня.

Иуда выслушал проповедь вместе со всеми, вздохнул чему-то своему, пощупал сумку на боку, будто проверяя, не украли ли чего пока он слушал, и собрался было уходить, как селянин, принимавший их, остановил его.

– Разъясни мне, если ты его ученик, разве можно царство небесное на земле основать?

– Учитель наш считает, что можно.

– Неужели он верит, что волк может протянуть лапу овце в знак мира? Смешно даже.

– Вот он и толкует вам, глупым, – осерчал Иуда, – что все мы человеки, а волками или овцами уже сами делаемся.

Селянин задумался, а Иуда, потоптавшись рядом, со вздохом спросил:

– Может, ты укажешь богатый и приветливый дом, где можно попросить кусок хлеба в дальнюю дорогу?

– Пойдем, я тебе дам сыра…

Иуда торопливо кивнул и направился с хозяином обратно в дом.

3

Путники, сидя на белесых камнях, что в изобилии родила местная земля, привычно поджидая отставших.

– Можно идти, – весело прокричал Иуда еще издали, показывая на разбухший мешок на поясе.

– Подождем еще. Учителя позвали в дом.

– Еды дать? – обрадовался Иуда.

– Нет, кто-то у них болен.

– Может, после дадут, – с надеждой проговорил Иуда, усаживаясь рядом.

В это время бедно одетая, немолодая женщина привела проповедника в один из многих похожих друг на друга домов. Каменное строение с черным проемом двери и узкими окнами-щелями, с убогой жадностью уцепившись за землю, униженно и просяще стояло перед ним. Женщина услужливо пропустила гостя вперед и он, шагнув внутрь, оказался в небольшой комнате с тяжелыми запахами испарений от нескольких коз за тонкой перегородкой. У стены, на топчане, лежал закутанный в одеяло юноша с бледным лицом. У изголовья и у ног его, прямо на земляном полу, сидело двое мужчин, один из них уронив голову на руки. Гость поздоровался и, внимательно оглядев обоих, подошел к согбенному человеку.

– Распрямись, отец. Велика твоя скорбь, но отчаяние лишь усугубляет его.