Стараясь успокоить бешено колотящееся сердце, я приподнялась и медленно села, показушно хлопая ресницами и потирая кулаком глаз – мол, знать ничего не знаю, только что проснулась тут у вас на заднем сиденье. Не судите строго, а лучше подкиньте до дома.
Я очень боялась, что он заорет, увидев меня в зеркале заднего плана. Но произошло все с точностью до наоборот – заорала я.
Благим матом заорала – так, что у самой в ушах заложило. Так, как не орала еще никогда в жизни. Потому что то, что я увидела в этом самом зеркале заднего плана, не укладывалось ни в какие представления о нашей физической реальности и о том, что в этом мире бывает, а чего… просто не может быть.
Глаза. Те самые замечательные, пронизывающие глаза, в которые даже смотреть иногда было неудобно, до того красивые – вдруг сконцентрировались на мне и резко, в один миг… изменились.
Нет, не сузились или наоборот расширились от удивления.
Они физически стали другими – крупнее, ближе друг к другу, раскосые и хищные. Цвет и форма зрачков тоже изменились – из черных они стали темно-желтыми, сверкающими и вытянутыми вертикально, как у кошки.
Все эти детали я подметила, не прекращая орать во весь голос, сжимая побелевшими пальцами воротник пальто моего монстра-профессора.
Будто опомнившись, Макмиллан дернул руль в сторону обочины, на удивление точно и ровно на такой скорости выруливая на гравий.
– Ты что здесь делаешь?! – повернувшись, зарычал не своим, низким голосом, заглушая мои вопли…
Мне же было настолько страшно, что на его праведный гнев уже было начхать – единственной разумной мыслью было бежать отсюда, и подальше. Особенно, когда я увидела, что изменились не только его глаза, но и все лицо – посерело, черты заострились, огрубели… нос стал плоским, как у льва или тигра, челюсть же, наоборот, выпятилась далеко вперед, обозначив очертания клыков.
Больше всего он походил теперь на одного из тех преступников с картинок Ломброзо начала двадцатого века.
И это было слишком. Это было чересчур.
Проверять, что произойдет раньше – я сойду с ума или же он набросится и разорвет меня на части – у меня не было никакого желания, а потому, не дождавшись даже, пока машина полностью остановится, я дернула ручку дверцы, выкатилась на гравий, вскочила, подлетая над землей, и, не чуя под собой ног, бросилась под укрытие ближайших деревьев.
***
Сколько я так бежала, сказать было трудно, но, наверняка долго, потому что успело стемнеть. Неслась, не разбирая дороги и не замечая даже, что низкий колючий кустарник раздирает мои голые ноги в кровь.
И только окончательно выбившись из сил, я позволила себе остановиться. Впрочем, у меня не было выбора – иначе бы я просто рухнула лицом вниз.
Упершись рукой в ствол огромного, старого дуба, стояла одна посреди леса и дышала так часто и надрывисто, что, казалось, легкие сейчас разорвутся от усилий… А потом вдруг согнулась в три погибели и содрогнулась в сильнейшем рвотном позыве, прощаясь с содержимым завтрака и обеда одновременно.
И это было только начало. Меня тошнило и тошнило – раз за разом, спазм за спазмом, пока желудок не склеился от пустоты, а горло не начало саднить от жгучей боли.
«Воды!» – кричала каждая клеточка моего тела. Трясущимися руками, все еще вздрагивая, я привычно потянулась назад, к рюкзаку… и замерла, с ужасом понимая, что сбежала из машины монстра
