Она намеренно двигается чуть поодаль, всячески указывает мне на выстроенную между нами дистанцию. Я внутренне себя одергиваю, чтобы не оберегать. С ней как-то всегда это по наитию. Естественно получается.
Долго проводим измерения и фиксируем недостающие габариты. Что-то договариваемся поменять, что-то оставить. В работе Тая мне… неожиданно нравится. Живая, участливая, неравнодушная. Не фыркает и не закатывает глаза при указании на ее же ошибки, но четко отстаивает свою точку зрения, когда мы касаемся спорных моментов.
Я довольно быстро с ней соглашаюсь. Не хочется давить авторитетом, да и проект подписывается каждым вторым сотрудником администрации. Вплоть до уборщицы, блин. Реально! Замахаешься пересогласовывать.
На часах уже за полдень, когда мы, уставшие, выбираемся из пыльного бетонного плена.
– Ну все, ребятки, я пойду, – весело сообщает прораб, помахивая каской. – Война войной, а обед по расписанию.
Отвлекаюсь на то, чтобы пожать ему руку, когда слышу треск чуть позади и резкий вскрик.
Да твою мать!
– Ну осторожнее надо быть, – выговаривает Павел Александрович с сожалением. Затылок потирает.
Развернувшись, качаю головой.
– Шлепнулась все-таки?
Смотрю вниз, пока Тая всхлипывает и через сапог поглаживает правую лодыжку. Ступеньку не заметила.
– Только попробуй сказать еще хоть слово, – цедит она, поднимая затуманенные глаза.
Жалко ее становится.
– Не буду, – обещаю, наклоняясь.
– Не надо, – робко просит, пока подхватываю ее на руки. – Я тяжелая.
– Нормальная, – прижимаю ее к груди, на секунду прикрывая глаза.
Этот день будто намеренно решил выжать из меня все соки. А я и так высохший. До дна.
Реально не дышу, пока тащу Таю до «Ренджа». Она сопит, всячески отодвигается. Не Янковский, понятно.
Посадив ее на капот, под редкие всхлипы аккуратно веду по лодыжке пальцами и сжимаю собачку на замке. Тая вздрагивает от боли, когда стягиваю сапог. С трудом, потому что ногу прилично раздуло.
– Сильно больно? – спрашиваю, на хера-то раздумывая: чулки это или колготки?
Поморгав, скидываю в пропасть этот абсолютно ненужный вопрос. Концентрирую все внимание на распухшей ноге.
– Больно, – вскрикивает Тая от легкого прикосновения. – Не трогай. Пожалуйста. Почему я такая невезучая?..
Неловко пытается отстраниться.
Но эту машину смерти уже не остановить…
Прихватываю ногу под коленкой и, нежно поглаживая, исследую кость. Это я так себе говорю. Сам же хаотично вожу рукой по тонкому капрону, уходящему под серую юбку. Замечаю кружево.
Чулки… Да е-мое! Молока мне три пакета за вредность. Напрягаюсь.
– Вань, – Тая жалобно зовет, щурясь от солнца. – Мне в больницу надо.
Усилием воли убираю руки и мрачно киваю. Исключительно на морально-волевых качествах снова несу будущую экс-Соболеву в салон. Там внутри уже столько ее запаха, что сигареты не помогут. Только химчистка.
– Не реви, – говорю, падая на сиденье рядом. На языке снова горечь. – До новой свадьбы заживет.
