Я таких за свою жизнь перевидала, особенно в детстве: плотная, среднего роста, одета в форму, короткая стрижка и волосы, выкрашенные в невнятный коричнево-красный. На лице выражение красней усталости, разочарования от жизни, и презрения ко всем, а весь разговор сух и бюрократичен. И пугает до колик, до судорог, нутро от страха скручивает.
Меня в детстве такие навещали: и у родной матери забрали, и когда удочерили, они приходили, и вынюхивали все. Высматривали, искали, к чему прицепиться.
- Давайте ваши документы, и документы ребенка, - женщина расположилась за кухонным столом, и я протянула ей файл с бумагами.
- Вот. Но я ничего не сделала, я не понимаю, что происходит.
Промямлила, а затем встрепенулась в недоумении: как они узнали, где я? Регистрации у меня нет, и никто ведь не в курсе, где я живу… поморщилась, и головой покачала, кляня саму себя. В курсе все: Влад, Евгений Александрович, обиженная Катя, у паспортистки я заполняла анкету, родители моих учеников тоже знают мой адрес.
Не так уж тихо я жила. Не так уж незаметно.
- Дайте ребенка Анне Алексеевне, девочку нужно осмотреть, - начала командовать главная, но я почти пришла в себя, и перебила.
- По какому праву вы пришли в мой дом? Вы кто вообще? Ребенка я своего никому не дам, осматривать не позволю, я ваших-то документов не видела! – возмутилась я и на этих незваных гостей, и на себя, что безропотно позволила ввести себя в подъезд, и сама им дверь открыла.
- Опека, - представилась моя собеседница, и показала удостоверение.
А следом один из мужчин, про которых я и думать забыла, произнес:
- Полиция.
Я обернулась, и уставилась на развернутое удостоверение, и жетон, номера которых совпали. Полицейский убрал документы с жетоном, и прижал пальцы к вискам, недовольный шумной Полей.
- Ребенка передайте нашей сотруднице. Нам необходимо удостовериться, что девочка не травмирована. Давайте по-хорошему!
- Давайте, - пробормотала я растерянно, по-прежнему прижимая дочь к груди.
А в квартире происходил полнейший ужас: в соседних комнатах слышался шум от выдвигаемых ящиков комода, эта Анна Алексеевна, которой я почему-то должна свою дочь отдать, рылась в холодильнике с недовольным лицом, то и дело фотографируя полки, и для всех, ДЛЯ ВСЕХ НИХ я не больше, чем грязь.
- Условия ужасны. Вы растите ребенка в полнейшей антисанитарии, без самых элементарных средств. Девочка истощена, дайте мне ее!
- Н-неправда! У Полины есть все необходимое. В квартире чисто, все необходимое есть, - я сделала несколько шагов назад, непроизвольно прижимая притихшую дочь крепче.
Зря, она снова начинала плакать, да и у меня истерика приближается. Как они меня нашли? Зачем? Евгений Александрович не мог позвонить в опеку, он ведь помог мне. Паспортистка – взяточница, ей тоже незачем.
Влад или Катя - кто-то из них. И на обоих думать больно, но разум именно об этом и твердит.
- Не создавайте себе лишних проблем, и передайте ребенка. Это просто осмотр, - недовольно бросил полицейский, пока Анна Алексеевна фотографировала меня с Полей на руках, а главная строчила что-то в своих бумагах. – Ваше упрямство вам же боком и выйдет, все это идет в отчет.
Я кивнула, и через себя переступив, усмирив разрывающееся от паники сердце, передала этой жуткой женщине своего ребенка. Она просто посмотрит, что у Поли нет болезней и травм, что она сытый, здоровый ребенок, и вернет ее мне.
