Вера продолжила говорить, но она сейчас будто и не со мной. Сидит верхом на животе, кожей ее жар чувствую, но сама она далеко от меня – потерялась в прошлом, которое я от всей души ненавижу. Нас всегда трое будет: я, она и е*аное прошлое, воплощение которого – наша мать.
- Я не видела ничего, правда, там камни были, конюшня ведь не деревянная, и старая. Потолок обваливался, и я за груду камней и спряталась, - Вера бормотала, слова проглатывая, и ее снова трясти начало. Да и меня тоже, душой чувствую – она правду говорит, но я с той сроднился, в которую всю жизнь верил. И эту слышать больно, я уже знаю, что дальше будет.
Знаю, что Вера скажет, и лучше бы ей замолчать.
… - я уши заткнула, чтобы не слышать ничего, но все равно слышала. И глаза зажмурила. Сидела на корточках долго-долго, и в себя пришла только когда ноги затекли. Знаешь, я до сих пор ненавижу, когда мурашки по коже бегают – тот день вспоминаю, - рассмеялась, а из глаз слезы бегут вниз. На губы, по шее стекают к груди, но Вера их не замечает – она вообще ничего не замечает.
- Перестань, - хрипло попросил, и за талию ее обхватил. – Это несчастный случай, хорошо, только замолчи. Замолчи, милая, не надо.
- Я ее на полу увидела. Это… да, это несчастный случай, мама не в себе была, - Вера наклонилась надо мной, и слезы ее теперь на мою грудь капают, кислотой разъедая. – Или не несчастный случай, я не знаю, Влад, не знаю! Недавно только вспоминать начала об этом, или же просто думать запрещала самой себе. Мама толкнула ее – это то, что я знаю. Толкнула, и ушла, а Ника лежала там, и на ней камни были, а я правда помочь хотела. Я и в грудь ее била, чтобы она очнулась, и трясла, и вытащить пыталась, и…
И это конец, это самый эпичный пи*дец моей жизни. Каждое слово – правда, каждое гребаное слово. Чертовски больно от такой правды, лучше бы мне узнать ее сразу, или хоть в тот день, когда Вера пришла ко мне требовать деньги на лечение матери – все бы по-другому было.
Абсолютно все было бы иначе. Я бы просто любил Веру, а не убивал.
- Вера…
- Это не все, Влад, это не все, - кажется, у нее силы закончились, и Вера легла на меня, мокрым лицом в шею уткнувшись. – Я сказала, что это несчастный случай был? Так вот, я не уверена.
- Это мать была.
- Или я, - всхлипнула она. – В том-то и дело, что я не знаю. Может, Ника без сознания была, а я… я испугалась жутко, и так трясла ее, так тянула, и била, чтобы очнулась. Может, я ее добила? Или, - Вера рыданиями захлебывается, стонет мне в шею, да мне и самому орать охота, чтобы больше ни слова не говорила, - или Ника была жива даже когда я уходила. Мама ушла, и я ушла. Мы обе бросили ее там. Я в таком ужасе была, мне все казалось, что если я расскажу – то мне конец, и я молчала, а потом забыла. Но это ведь могла быть я, всему я виной. Вот она – правда.
Да, вот она – правда, и я не знаю, что с ней делать. Хотел – получай, так? Так. Но Вера открылась мне, и, черт, не виновата она. Вернее, не она виновата, а та женщина, которая меня родила. Не было у Веры злого умысла, зависть к сестре была, да, но зла она не хотела, и сейчас правду мне сказала, душу открыла. И груз этот, от которого Вера страдает, я бы с радостью себе забрал, заслужил ведь, но не могу – она срослась с ним, намертво сцепилась.
- Не плачь. Хватит, любимая, забудь. Ты не виновата, - слова дались мне тяжело, ведь именно ее я и считал виновной столько лет, но Вера – такая же жертва, как и Ника. Пожалуй, ей даже тяжелее пришлось, чем моей сестре.
