Моя судьба в Большом театре - страница 2

Немало боевых наград было вручено ему во время войны. Лишь одна награда – звание Героя Советского Союза – не была вовремя оформлена. Позже он как-то пытался найти «концы» этого награждения, но понял, что не стоит тратить время на поиски вчерашнего дня, и без этого забот много. По окончании Великой Отечественной войны Владимир Левко служил вначале в Австрии, затем на Дальнем Востоке. Однажды, будучи в отпуске, он приехал в Москву и с друзьями зашел к сестре жены командира своего полка, где мы и познакомились.

Сам Владимир Иосифович так вспоминал нашу первую встречу: «Валя пришла с занятий и зашла к своей подруге – они собирались в тот вечер на концерт. Я сразу, как только увидел ее, понял, что это моя судьба». Конечно, подруга уступила Володе свой билет, и мы провели первый вечер знакомства в Концертном зале имени Чайковского, слушая известную исполнительницу песен народов мира Тамару Ханум.

Потом мы целый год переписывались. Владимир Иосифович очень просил меня переехать из Москвы к нему и после свадьбы остаться на Дальнем Востоке, но я дорожила своей будущей профессией и не хотела оставлять институт. И тогда Владимир Иосифович решил сам вернуться в Москву, добившись вызова из ГК НИИ ВВС. В августе 1949 года мы поженились.

Владимир Иосифович стал служить летчиком-испытателем, а я, поскольку эта профессия была связана с большим риском, в течение двенадцати лет, пока он по болезни не вышел в отставку, каждый день в определенный час ждала его возвращения домой.

Вообще, благодаря Владимиру Иосифовичу и моей маме в нашем доме царила атмосфера, располагающая только к главному – хорошо делать свое дело. У нас дома часто бывали друзья мужа, такие же летчики испытатели и космонавты. В общении с ними, видя точность и конкретность их суждений и поступков, я твердо усвоила правило: в любом деле нет мелочей, малейшая погрешность ведет к катастрофе. Иногда Владимир Иосифович с улыбкой говорил мне: «Хорошо вам в театре. Если и „пустите петуха“, ничего не случится, ну, в крайнем случае, кто-нибудь свистнет. А в нашем деле любая промашка ведет к гибели».

Критерии, существующие у представителей таких ответственных профессий, как летчик-испытатель и космонавт, заставляли меня подтягивать свое искусство до соответствующего уровня, на котором нет места случайностям, произвольным решениям, небрежному исполнению.

В 1959 году Владимир Иосифович в очередной раз готовился к испытанию модели костюма, в котором должен был лететь Юрий Алексеевич Гагарин. Однажды, подойдя к телефону и взяв трубку, я услышала: «Ваш муж в реанимации». Друзья видели в окно, как он, словно споткнувшись, упал возле самолета и не вставал. Это было за две минуты до вылета. Когда подбежали к нему, все лицо его было синим. Сказались сильная перегрузка и огромное напряжение. Невозможно было разжать его руки и открыть рот, чтобы сделать искусственное дыхание. Несколько суток я не отходила от него в больнице. Врачи делали все возможное, а может быть, и невозможное, потому что на шестые сутки он пришел в сознание. Но еще целый год его не выпускали из больницы.

В свои тридцать восемь лет Владимир Иосифович вышел в отставку по болезни. Но он не мог без работы: привык все время быть при деле. Несмотря на то, что его убеждали остаться в системе ВВС как опытного специалиста, я настаивала на том, чтобы Владимир Иосифович совсем оставил свою профессию, связанную с огромным риском. И вот, по инициативе руководства Большого театра Владимир Иосифович согласился попробовать свои силы как администратор. Целый месяц он знакомился с «кухней» вверяемого ему дела и, наконец, решился. Тридцать лет он проработал в Большом театре. Различные нелегкие обязанности выматывали силы, но дело свое он любил, как всю жизнь он любил артистов – и оперных, и балетных, и оркестрантов. Хоть и нечасто, но мы бывали с ним вместе на зарубежных гастролях театра. Не зная других языков, кроме немецкого, он как-то удивительно быстро умел наладить контакты с администрацией, рабочими сцены. Все у него было четко спланировано, «разложено по полочкам».