Кто знает, может к этому времени девицы успели повидать сии «прелести» в их естественном виде, и даже наработали опыт – определять на ощупь: заслуживает ли тот или иной экземпляр – почитания.
Напротив, юноши, судя по всему подобного опыта не имеющие, разглядывали препараты с превеликим любопытством, широко раскрыв глаза, и бросая при этом многозначительные взгляды в сторону сидящих рядом девиц.
На старших курсах, где начиналось знакомство с такими науками, как акушерство, гинекология, и урология, обнажение пациентов и пациенток считалось вещью естественной, если не сказать более – обучающей. Но вид голых тел, их осмотр, ощупывание, и даже приёмы специального обследования, – сексуальных «раздумий» не вызывали. Видимо, уже на этом этапе освоения профессии у будущего врача (не страдающего врождёнными порочными наклонностями), в мозгу устанавливался сторожок: раздевание пациентов до пояса, либо ниже, – в медицине есть процедура обязательная и необходимая, но обнажённая плоть (даже привлекательная) порочных желаний ни при каких обстоятельствах вызывать не должна!
Забегая вперёд, замечу: отдав почти сорок лет общению с женщинами, в качестве их лечащего врача, я никогда не опускался до интрижек и мимолётных связей с пациентками. Хотя и припоминаются особы весьма забавные, порой плюющие на официоз отношений, и блеском вожделеющих глаз дающие понять, что не прочь (помимо врачебного) иметь со мной контакты и иного рода.
Но сторожок срабатывал, и за грань долга, и того, что дозволено врачу в его работе с пациентками, я никогда не переступал…
Почему медвуз я выделяю из общего ряда образовательных институтов? Прежде всего, из-за специфики обучения в нём: медицинский – единственный вуз, в котором нет заочного отделения.
Науку врачевания познают только очно, долгие шесть лет, на протяжении которых в голову будущего эскулапа закладывается огромное количество информации, которую, вышедший из альма-матер врачеватель, обязан удерживать в памяти всю последующую практику.
Наращивая, пополняя, обновляя, и совершенствуя.
Другие формы обучения искусству врачевания человечеством не придуманы, и за столетия нисколько не изменились, как не изменилась за последнюю сотню тысяч лет и сама человеческая плоть. Так было, так есть, и так, надо полагать, будет в обозримом завтра. И начальные два курса всё так же будут делать из вчерашнего абитуриента либо морфологически подкованного, уверенного в себе врача, либо «дипломированную» особь низового уровня, сопровождаемую презрительным прозвищем – «лепило».
И три кита – терапия, хирургия, и акушерство с гинекологией – останутся теми тремя китами, на которых стояло, стоит, и будет стоять искусство врачевания бесчисленных человеческих хворей. Ultima ratio – последний довод, который я, конечно же, привожу в защиту, ныне всеми пинаемой, медицины…
Итак, в 63 году прошлого века я, сдав государственные экзамены, защитил диплом врача-лечебника, и, согласившись на предложенную мне (при распределении) специальность акушёра-гинеколога (тогда существовала такая форма посвящения в лекари), – отправился к месту своей начальной практики.
