Мрачные узы - страница 18

До аварии Ярослава жила в доме своего старшего брата – Филиппа, – который всегда помогал сестре и защищал, несмотря на обстоятельства. Он был сложным и неоднозначным человеком, со своими особенными взглядами на жизнь, с которыми, увы, не все уживались, но роль старшего брата он выполнял отменно. Одна из его неоднозначных и набивших оскомину теорий: Семья – это святое. Он буквально существовал ради этой фразы, что стала его манифестом. Его всепоглощающее желание объединить семью, собрать под одной крышей и внушить всем ее членам, что они есть самое главное друг у друга, что честь семьи зависит от них, что никто не имеет право это нарушить, осквернить ее, упасть в грязь лицом, предать и попросту опозорить такую великую фамилию, как Шлоссеры. Филиппу было искренне все равно на личные интересы своих родных и близких людей, его интересовали лишь собственные, которые крутились около того кокона, который он тщательно создавал. Некую видимую оболочку целомудренности, спокойствия и достойности семейства Шлоссеров.

Из грязи в князи – это не про Филиппа. Он боготворил то, что их род восходит к Шаумбургу-Липпскому, однако упорно забывал, что женщина, родившая от летчика Шаумбурга-Липпского, была не его женой, а случайной девкой, которая после смерти любовника с легкостью присвоила его фамилию и забрала семейную реликвию, которую тот не успел отвезти в родной дом, чтобы передать брату, который к этому времени уже женился. К слову о сокровище, которое так и продолжало передаваться из рук в руки, это тоже был один из пунктов гордости Филиппа – ожерелье от самого Стефана Франца Австрийского для первой возлюбленной, брак с которой так и не состоялся. Вся эта красивая мишура, много тайн и несостыковок возбуждали Филиппа и придавали ему еще больше важности в глазах других людей, как ему казалось, и эту самую значимость он не разрешал терять ни своим брату и сестре, ни детям, ни внукам.

Именно поэтому отношения Филиппа и Натана довольно рано разладились, отчего второй наотрез отказался видеть в своем окружении родственников, считая их потомками сумасшедшего брата, который помешался на собственных фантазиях. И только лишь спустя почти пятьдесят лет, Натан Карлович открыл свои двери нуждающимся в помощи родственникам. После смерти брата он забрал к себе в дом сестру, поселил в соседней спальне, оборудовал для нее мастерскую под нелепые картины, выделил машину и шофера, который возил Ярославу и Алису по всяким надобностям. Натан занялся продажей огромного особняка Филиппа после его смерти, так как дети – Ренат и Игнат – не захотели унаследовать этот дом и делить между собой этажи, комнаты, гостиные и гараж, как это добродушно завещал им отец, наивно полагая и на смертном одре, что семья до сих пор крепкая и дружная, как это предполагают все вокруг и, в особенности, он, Филипп, как глава большого семейства. Натан занялся трудоустройством своих внучатых племянников и всячески поддерживал их, хотя старался держать привычную дистанцию. Для него семья – это не люди по крови. Те самые его никогда не понимали, не верили в него и не собирались укрывать от бед.

Ярослава закончила свой обед и поднялась, нащупывая трость около стола. Медленно, все с той же прямой спиной, мягкой походкой кошки, как много лет назад, вышла из столовой. Она остановилась около зеркала, поправила прическу и сделала несколько шагов вправо до лестницы, взялась за грубоы и холодные перила одной рукой и стала подниматься на второй этаж. Это выглядело странно и пугающе, однако Ярослава так и не смогла отказаться от привычек, которые даже не имели смысла уже как пять лет подряд. Она всегда останавливалась около каждого зеркала в доме, смотрела невидящим взором в пространство перед собой, тепло и таинственно улыбалась, слегка поворачивалась и поправляла то прическу, то серьги, то ткань на рукавах, то смахивала несуществующую пыль с одежды.