– Эти скульптуры – как будто зеркала наших страхов, – пытался он объяснить, засовывая слегка запыхавшегося Майкла после импровизированных танцев под тёплое одеяло. – Я видел их в Париже лет пять назад, я тогда был в крайне подавленном состоянии, эти скульптуры меня напугали, вызвав какие-то первобытные страхи, которые я никак не мог объяснить. Думаю, сегодня я просто вспомнил это состояние, эмоции нахлынули на меня, и я вновь увидел это искажение и ужас в скульптурах, хотя никто кроме меня, кажется, не замечал их гротескной стороны. Но я никогда в жизни больше не посещу выставки Жана Ланже!
Кажется, это логичное объяснение не вызывало никаких подозрений, а также не требовало дальнейших расспросов, и хотя Майклу было интересно, что за подавленное состояние у него было тогда в Париже, он слишком устал, чтобы вновь позволять себе погружаться в эти воспоминания. Впереди ждали выходные, за которые ему стоило придумать тактику поведения, чтобы отказать в любом сотрудничестве с Жаном Ланже.
Выставка оставила неизгладимые впечатления не только на Джулиана, Райан проникся этим искусством до такой степени, что буквально потерял покой, вспоминая совершенство этих скульптур. Они были безупречны во всём, он не замечал приземлённым взором того анти-идеализма, ту обратную сторону жизни, что олицетворяли работы Жана Ланже, но в подсознании их целостность и делала их не только идеальными в его глазах, но и гармоничными. Ведь невозможно понять, что такое ночь, если дня бы не существовало. Так и здесь, гармония ощущалась именно в том, что они сочетали две крайности, две полярности, это были завершённые работы, и именно это слияние объясняло их гениальность. Райан не сомневался, что скульптуры Ланже скоро станут на арт-рынке культовыми, его чуйка в этой сфере была практически собачьей, так что разговоры о сотрудничестве с Ланже диктовал ему и его внутренний бизнесмен, а не только ценитель настоящего искусства. Но неописуемое волнение было нехарактерным для него после подобных мероприятий, он чувствовал, что встал на одностороннюю дорогу, которая способна вести только вперёд, и как бы он ни хотел вернуться назад, поток обстоятельств и пороков двигал его лишь вперёд, вперёд, к чему-то неизведанному, пугающему и грандиозному. Но если он найдёт правильный рычаг и настроит верный ритм, это и станет его путём к экзальтации. И уже будет неважно, этот путь будет к спасению или к самоуничтожению.
В понедельник он ждал в своём кабинете Джулиана, чтобы обсудить детали его позирования. Он думал об этом постоянно, как было бы здорово видеть Джулиана в качестве этой идеальной скульптуры. Иногда он размышлял на тему красоты Джулиана в более нейтральном ключе, совершенно не учитывая тот факт, что тот был долгое время его любовником. Джулиан воистину был произведением искусства среди человеческой расы, может, стоит красивым людям принадлежать всем? Глупости всякие лезли в голову, как это возможно? Конечно, красота картин, фотографий, видео имеют место быть, даже тех же скульптур, но ничто никогда не сравнится с живой человеческой личностью. Даже лучшие картины мирового искусства, даже фотографии, которые признаны лучшими в мире, и даже скульптуры Жана Ланже, хотя последний уже приближался к тому, чтобы его искусство заменило живое. Потому что его работы были целостными, они были мудры в познании всех тайн мироздания и одновременно невежественными в своей практичной беспомощности.
