– Все, прощай колбаса, – сказала Валя. Из ее сумки торчала палка варенки. – Убегать – еще хуже, догонят и уж точно грязью измажут.
Ряженые быстро обступили подруг. Страшненький, пучеглазенький гармонист в вывернутой наизнанку шубе, притоптывая и растягивая гармонь, выдал частушку:
Муха в заднице сидить,
Муха мной руководить.
Дернить слева – я у Маши,
Справа дернить – у Наташи!
Люба в легком ужасе закрыла рукой рот. Такого «художественной самодеятельности» она не ожидала.
– Бесстыдник ты, Федька, – беззлобно покачала головой Валя. – Сам сочинил? Из личного опыта?
– Ну! Моя новая произведения. Ее у нас ишо не все слыхали.
– А если женке расскажу?
– Не-а, не расскажешь! Не посмеешь. Отдай колбасу, не то ишо не то спою.
Он развернул гармошку:
Нам с соседским, эх, Митрохой
Захотелось вдруг гороху…
– На! – Валя быстро бросила колбасу в сторону гармониста. Ее на лету весело подхватил один из его ряженых «помощников». – Проваливайте!
Ряженые с достоинством склонили головы – в знак благодарности – и тут же развернулись. Валя с Любой их больше не интересовали.
– И много тут таких поэтов-песенников? – спросила Люба. – С личным опытом?
– Ой, не воспринимай серьезно. Все ж понарошке.
– Ага, понарошке! – почему-то не поверила Люба.
– Это наше шведянское народное творчество, – продолжала Валя. – Ну, немножко некультурное, это да. Народ оттягивается, шалит слегка. Давай простим их, неотесанных, а? Нашему шведянскому населению без придури жить скучно будет.
– Давай, – согласилась Люба.
* * *
Подруги подошли к зданию поселкового медпункта, у которого, держась одной рукой за ухо, их поджидал щупленький, небольшого роста, мужичок.
– Здрасьте, – сказал он, морщась.
Валя покачала головой:
– Вот как, Тимофей, тебя достало, даже в перерыв прибегаешь. Сам виноват, тянул до последнего. Что за народ!
– Да я кругом виноват, – почему-то обреченно махнул свободной рукой Тимофей.
Открыли запертую дверь, зашли.
– Сегодня Вам укол и электрофорез, – сказала Люба Тимофею.
– В кабинку и на кушетку! – скомандовала Валя. – Сейчас со шприцем приду.
Обе они облачились в белые медицинские халаты и подошли к раковине. Открыли кран с водой.
– Это ж его жена была, – сообщила Валя, намыливая руки.
– Кто? – Люба взяла мыло у Вали, стала тоже мыть руки.
– Да Катька. Которая на мотоцикле.
– А-а…
– А про колбасу маме не рассказывай. А то схватится за голову.
– Ладно, – пообещала Люба. – Хорошая она у тебя. Я иногда к вам зайду – а тебя нет. Так я с нею беседую, даже секретами делюсь. И ее послушать, знаешь, очень интересно бывает.
* * *
Валя, сделав укол, пациенту, направила ему на ухо аппарат для прогревания и вышла из кабинки.
В кабинете Люба расставила на столе две чашки, вазу с печеньем.
– Почаевничать успеем? – спросила.
Валя подвинула будильник на окне, посмотрела на циферблат.
– Успеем.
Стали пить чай. Валя вернулась к прежнему разговору:
– Мама, между прочим – я тебе не говорила? – рассказы, истории всякие сочиняет.
– Нет, не говорила. А про что?
– Да как сказать… Она говорит – всякое в жизни бывает. Нету, мол, ничего такого, чего бы взаправду не могло произойти. Ну и описывает. Но я думаю, больше выдумывает. Я тебе дам ее тетрадку, захочешь – почитаешь.
– Хорошо. Хотя… я могла бы, пожалуй, туда еще одну историю добавить.
Сказала это Люба и погрустнела. Отставила чашку, к окну отвернулась.
– Какую, Люба? Да что с тобою?
– Мы ведь почему сюда переехали? Утащила я Василия из города – подальше от его любовниц. Продавщицы, буфетчицы, парикмахерши…
