Мулен Руж - страница 9

– Теперь нужно произнести священную клятву, – объявил Морис. – За жизнь и за смерть!

– За жизнь и за смерть! – взволнованно повторил Анри, чувствуя, как гулко бьется сердце.

– Надо еще плюнуть в огонь, это сделает клятву более священной!

Сказано – сделано.

– Теперь мы связаны по гроб жизни, – счастливо заявил Анри. – Все равно как если бы мы были братьями. Настоящими братьями!

Вот так закончилась его первая зима в Париже. На бульваре Малезарб раскрыли мохнатые листики-ладошки каштаны. И однажды Анри обнаружил, что вся квартира почему-то заставлена сундуками, ковры скатаны, картины завешены холстинами, а мебель зачехлена.

Он и оглянуться не успел, как учебный год в школе подошел к концу.

Каникулы заканчивались, новый учебный год был не за горами. Анри прекрасно провел лето в замке, нарисовал множество новых портретов его обитателей, увлеченно играл в прятки в длинных, извилистых коридорах, совершал ежедневные верховые прогулки на любимом пони Барабане и, конечно же, писал своему кровному брату Морису длинные сумбурные письма, полные планов их будущей жизни в лесах Канады. Короче, лето выдалось просто замечательное.

В начале сентября они все вместе – мать, Аннет и он сам, разумеется – отправились в гости в Сейлеран, на родину матери. Замок Сейлеранов на самом деле был вовсе никаким не замком, а просто большим домом с зелеными ставнями, выстроенным всего двести лет назад и красующимся в конце длинной тополиной аллеи.

И как обычно, Тапье де Сейлеран встречал внука у парадного входа в неизменном светлом чесучовом костюме и белой панаме. Его пухлые губы, растянутые в широкой улыбке, напоминали перевернутый круассан, застывший между густыми бакенбардами. Как только карета показалась на аллее, дедушка радостно замахал платком и поспешил вниз по ступенькам, так что толстая золотая цепь от часов смешно запрыгала на обтянутом тесной жилеткой животе. Потом наступили привычное замешательство и суматоха – неизбежные спутники встречи: конюх, держащий взмыленных лошадей, Жозеф, бросившийся опустить подножку кареты, объятия, поцелуи.

Следующим утром дедушка на цыпочках вошел в его комнату.

– Пора вставать, малыш! Птицы уже давно проснулись! – Он присел на краешек кровати. – Дай-ка поглядеть на тебя. Подрос, подрос… Вот только бледноват. Ты не болел зимой, а?

– Нет, дедушка.

Старик вопрошающе разглядывал внука.

– Ты непременно вырастешь большим и сильным, Анри, правда? Таким же, как твой отец, да?

Ну что за дурацкий вопрос? Конечно, он станет большим и сильным! Дети непременно вырастают, всему свое время. Возможно, до отца он и не дотянется, но уж дедушку-то догонит и перегонит точно.

В тот день они вместе отправились на виноградники. Время от времени Тапье де Сейлеран осаживал лошадь, чтобы поговорить с фермерами, полевыми рабочими и женщинами, собиравшими виноград.

– А это мой внук, – радостно представлял он Анри. – Милый сорванец, не правда ли?

На винодельне босоногие мужчины и женщины топтались и подпрыгивали в огромных чанах с виноградом, словно исполняющие боевой танец индейцы, и Анри тут же сделал карандашный набросок увиденного. На следующий день они побывали на зернохранилище; еще через день последовала поездка на птичий двор, а потом на маслобойню и конюшни. И везде нашлась масса сюжетов для зарисовок. Старый ослик Туанон, впряженный в воз с удобрениями, петухи, с важным видом расхаживающие по двору, гуси, утки, овцы, коровы…