Рудо метнул быстрый взгляд на Кало. Дед был прав. Кало, кажется, тоже понимал это – потому что уткнулся взглядом в землю и пошёл сизыми пятнами. Ему категорически не хотелось признавать, что он хотя бы каплю ошибался.
Рудо вздохнул. Конечно же, ему было не по душе первому идти на примирение. Но перед дедом выглядеть трусом казалось ещё хуже.
– Ладно, Кало, – выдавил он из себя. – Я действительно вёл себя глупо.
На мгновение ему показалось, что лицо Кало исказилось, будто его передёрнуло. Но уже через секунду тот повернулся к нему:
– Да ладно, Рудо, я тоже погорячился.
Повисла пауза.
– Ну? – подытожил дед.
Они протянули друг другу руки и пожали. Рудо почудилось, что рука Кало была твёрдой, а жест – уверенным.
* * *
– А вы что, не боитесь вечером тут сидеть? – вдруг хитро прищурился дед.
– Нет, а что? – с недоверием взглянул на него Рудо.
– Ну так тут по ночам неспокойно. Тем более, когда время к полуночи близится. Вот, например, знаете дальнюю сосну? Ту, которая без верхушки?
Рудо и Кало синхронно кивнули, остальные ребята, чуть помедлив, тоже. Никто из них никогда не добирался до той сосны.
Она находилась где-то в самой чаще, за несколькими оврагами, поваленным ясенем, болотом и разливающимся по весне и осени ручьём. Да и взрослые редко ходили в ту сторону: это был никому не нужный кусок леса, на который не зарились даже Шии’Мори – вот уж кто не брезговал отхапать себе хотя бы маленькую делянку. Та сосна даже без верхушки была высока настолько, что её можно было увидеть с городской площади – резкий срез, будто кто-то срубил ствол наискось мечом, а под ним разлапистые ветви, словно зонтик. Видимо, дерево потеряло верхушку давно – и все эти годы разрасталось только вширь.
– Так вот, – продолжил дед. – Верхушку-то ей Одур снёс.
– Одур? – хмыкнул Кало. – А разве это не сказки?
– Ох, молодёжь, – крякнул дед. – Никогда не меняетесь. И отец твой таким же был: «Одур? Да это просто байки!». Вечно вы не верите старшим, думаете, что вас дурят. Да кому вы нужны, чтобы вас дурить?
– Ну а что, вы хотите сказать, что Одур снёс верхушку сосны, чтобы мы знали о его величии? – спросил Кало. – Иначе зачем ему это?
– Он не собирался. Одур всегда любил деревья. Он верил, что они придают ему силы – и перед боем обнимал их и разговаривал с ними. Именно при Одуре сражения стали происходить на опушках: он требовал, чтобы никто не прятался за деревьями, не подвергал их опасности.
– Это глупо! – воскликнул Рудо. – Зная, что Одур сражается только на опушках, можно бесконечно прятаться в чаще! Забрасывать его войско стрелами и ждать, когда он отступит.
– В мире нет ничего бесконечного. Одур просто окружал тех, кто прятался в чаще, и давал возможность войску сменяться. Через неделю кто угодно уже был готов сражаться на опушке, лишь бы покончить с этим сидением в кустах. Но сейчас речь не об этом. В ту ночь Одур сражался со Зверем…
– С Великим и Страшным Зверем Леса? – радостно перебил Рудо.
– Ну можно и так сказать. Это уже потом, в легендах, они все стали Великие и Страшные, Жуткие и Зловещие, Колючие и Вонючие. Тогда всё было просто – вот Зверь, вот меч. Иди и разбирайся. Вот Одур и разбирался… – начал дед, поудобнее устраиваясь на пне, который скрипнул под ним. – Темно тогда было. Даже светлячки попрятались. Облака небо затянули, ни луны, ни звёзд не видать. А Зверь где-то рядом бродит. Сопит, порыкивает. Играет с Одуром, значит, – дед перешёл на особые протяжные интонации, с которыми всегда рассказывал легенды и байки. – Одур-то тогда ещё молодой был, горячий. Заметно было в нём будущее величие, но всё равно ошибался иногда…
