– Он не обидится? – спросил я. – Что мы сбежали?
– Ты хочешь вернуться?
Пауза.
– Как ты здесь?
– Пригласили.
– Кто?
– Кто и тебя.
Вышли на Покровку, встали на светофоре. Красный, желтый, зеленый, красный. Желтый, красный, желтый, зеленый. Целовались, и люди, чтобы перейти улицу, брезгливо обходили нас.
Потом я ловил машину.
– Нет, пожалуйста, налево.
Она отстранялась, чтобы показать дорогу.
Машина поворачивала в другую сторону.
– Куда…
– Ты что, торопишься?
В окне засверкал Калининский проспект. Несколько секунд вагоны метро на мосту летели вровень с нами, пока не исчезли в тоннеле. Потом потянулись каменные «комоды» Кутузовского. Когда дорога ушла на Рублевское, вокруг выстроились пластины многоэтажек.
– Здесь налево и снова налево.
В темноте Аня хорошо ориентировалась.
11. Квартира с двумя туалетами
Разлапистые, в засаленных пуфиках, диваны; полупустая и от этого кажущаяся огромной «стенка»; нечищеные, хотя и не старые, с пятнами от сигарет, ковры, одинаковые в прихожей и гостиной; почти такого же рисунка, что обивка на диване, шторы; столы и кресла дорогого советского гарнитура; цветной, но по нашему времени уже несколько антикварный «Рубин» – вся эта обстановка в квартире, куда мы попали, обладала тем удивительным свойством, что ничего не говорила о своих хозяевах.
Через десять минут Аня вернулась из ванны и теперь стояла с полотенцем на голове: чужая, взрослая. В чужом халате с белыми яблоками.
– Нравится? – она улыбалась.
– Чья это квартира?
– Наша.
Я молча вышел в прихожую и взял куртку.
– Что ты как маленький.
Она встала в дверях.
– Ты ничего не рассказываешь.
– Ты тоже.
– Я ждал тебя, мне рассказывать нечего.
– Ну хорошо, хорошо, – она взяла за руку. – Прости.
Кухня была настолько большой, что в ней поместился диван. Мы сели, она взяла меня за руки. С ее слов выходило, что эта квартира Виталия Вадимыча, «Виталика». Что в тот злополучный вечер, когда полгорода перекрыли, он просто привез ее сюда, поскольку имел депутатский пропуск.
– Больше-то проехать было некуда.
Сам он, продолжала она, в этой квартире не жил, а давно переехал к любовнице. Ее знал по театру – спектакль, где она с лилиями, ему понравился, они даже напечатали рецензию. А тут мы, такое совпадение.
– Он депутат от Украины. Съезда, первого – помнишь? Ну, бывший. Семья на родине, сам тут редакторствует. Любовницу ты видел, вострая блондинка за сорок. Татьяна, тоже из редакции. Квартира ведомственная, по советской схеме – вместе с мебелью и посудой. Сдавать почему-то не хочет.
Аня открывала шкафчики, где аккуратно была расставлена посуда с клеймами.
– Даже ножи казенные.
Гремела в ящиках.
– Все ж перекрыли, а тебя не было.
Она напирала на это «не было».
– Привез и к своей уехал. Посмотри, сказал. А понравится, оставайся.
Умоляюще смотрела на меня.
– Сколько можно по углам? А тут ванна. Два туалета.
Тащила смотреть туалеты.
– В этом грибы, – закрывала дверь. – Он разводит. Свет не гаси, ладно?
– Ладно.
Чем дольше мы кружили по квартире, чем радужнее рисовались картины нашей совместной жизни, тем больше мне хотелось верить в то, что я слышал. Ревность рисовала в воображении отвратительные картины, как она и этот. Но мечта спать в спальне, а не на топчане, завтракать в чистой кухне и говорить по домашнему телефону, а не бегать в таксофон на улицу – разве это не то, что я хотел?
– Но почему… – мне не терпелось узнать, что она делала после той ночи. Но и это легко объяснялось. Утром после событий она уехала по срочному вызову на Валдай – что-то с разделом имущества и завещанием, поставить подпись. Хотела предупредить, но в моей университетской каморке меня не застала.
