Поначалу греческий язык в Западной Европе можно было выучить только в Италии, у греческих эмигрантов34. Во Франции, перенявшей первенство в эллинистических занятиях у итальянцев, греческий начал преподаваться в конце 70-х гг. XV в. с появлением в Париже Георгия Гермонима (? – после 1508)35, а первая французская книга на греческом вышла у Жиля де Гурмона в 1507 г. Однако регулярный и продолжительный курс был начат только в 1509 г. усилиями Джироламо Алеандро (1480–1542)36. За пределами Италии и Парижа в последней трети XV в. уроки греческого давал Андроник Контоблакас (? – после 1477) в Базеле (Price 2011, 28–30).
Распространение эллинистики на север от Италии, в германские земли, связывают обычно с деятельностью Эразма Роттердамского (1469–1536), издателя греческого Нового Завета и собрания греческих и латинских пословиц «Adagiorum chiliades»37. Примечательно, что сам Эразм взялся за изучение греческого только после 1500 г., то есть в возрасте тридцати с лишним лет. Школьных знаний, полученных им в Девентере, было недостаточно для чтения текстов38; это следует, например, из письма 1499 г. Августину Каминаду, в котором Эразм рассказал об одолженной рукописи Гомера: «…во мне горит такая любовь к этому автору, что я, хотя и не понимаю его, им любуюсь и утешаюсь»39.
Первая греческая грамматика в Германии была издана в 1512 г. («Observationes de arte grammatica» Георга Зимлера), а в Швейцарии – только в 1522 г.40 («Compendium grammaticae Graecae…» Якоба Цепорина) (Botley 2010, 123–124, 128, 147). Разумеется, не следует переоценивать надежность грамматик как источника по истории образования – гораздо больше могут сказать конкретные свидетельства об их использовании в школе (ср. Grafton, Jardine 1986, 112–119); однако появление учебников греческого в репертуаре местных типографий определенно свидетельствовало о наличии читательского спроса.
Занятия текстологией и экзегезой Священного Писания в XVI в. требовали обращения к древнееврейскому и греческому оригиналам, а также к ранним переводам библейских книг – сирийскому, эфиопскому, арабскому (см. Мецгер, Эрман 2013, 100–134). Отход от беспрекословного следования Вульгате (латинскому переводу Иеронима Стридонского) происходил не без противодействия со стороны богословов-консерваторов: греческий воспринимался как язык восточных схизматиков, древнееврейский – как язык иудеев. Филологи-гуманисты, впрочем, могли сочетать интерес к еврейским текстам с резкими антииудейскими высказываниями (Kessler-Mesguich 1996, 90–92). О росте популярности древнееврейского говорит хотя бы тот факт, что вскоре после выхода первых пособий (начиная с «De modo legendi et intellegendi» Конрада Пелликана 1504 г.41) число грамматик древнееврейского стало заметно множиться, и ко второй половине XVI в. их счет шел уже на десятки (Kessler-Mesguich 2000, 674–676). Постепенно совершенствовался еврейский шрифт в типографиях: совершенную форму он обрел в изданиях Даниэля Бомберга (ок. 1470–1549), напечатавшего в Венеции Талмуд и многие другие еврейские книги (Roudaut 2006, 596–597).
Основным способом изучения других ближневосточных языков для европейцев начала XVI в., до появления соответствующих кафедр в университетах, были занятия с их носителями – в первую очередь в Риме, куда прибывали христианские посольства из Сирии, Эфиопии и др., а также на Ближнем Востоке. Так, издатель и педагог Томас Платтер (1499–1582) рассказывает в автобиографии об одном французе, который сперва посещал его занятия по древнееврейскому в Базеле, а впоследствии провел несколько лет на Крите, в Малой Азии и в Аравии, так что «еврейский и другие языки стали ему так же знакомы, как и родной язык»
