Определение barbarus прижилось и в латинском языке, однако среди неварваров числились теперь не только греки, но и римляне (OLD, 247). В гуманистической латыни XVI в. словосочетание barbara lingua употреблялось в отношении всех языков, кроме древнегреческого и латинского, а также древнееврейского как священного языка24 и предка остальных языков.
Классификацию языков, отражающую такой подход, сформулировал Конрад Гесснер (1516–1565) в «Митридате»: «Варварскими языками называются все, кроме греческого и латыни. Мы также исключаем [из числа варварских. – М. С.] еврейский, поскольку он, с одной стороны, является древнейшим и как бы родителем остальных [языков], а с другой – священным и божественным языком»25. В «Пандектах» (1548) тем же автором была предложена более сложная схема: «Поскольку то, что относится к грамматическому устройству трех наиболее славных языков – я имею в виду латинский, греческий и еврейский, – мы уже рассмотрели по порядку, следует сказать кое-что отдельно об остальных языках, которые являются или совершенно варварскими, то есть не имеют ничего общего с греческим и латинским, как наш немецкий, или „солическими“26, какими по отношению к латыни выступают возникшие в результате ее искажения итальянский, испанский, французский, а по отношению к древнему греческому – тот, которым [греки] пользуются сейчас»27. Подобной логикой, допускавшей возможность повышения статуса «варварского» языка, надо полагать, руководствовались филологи XVI в., сочинявшие для народных языков благородные генеалогии28.
Несмотря на значительное влияние традиционных взглядов, которое подкрепляла удивительная устойчивость термина «barbarus», рост интереса к национальным лингвистическим историям и любопытство к «экзотическим» языкам привели к тому, что понятие «варварского языка» потребовало переосмысления. В 1548 г. (в один год с «Пандектами», процитированными выше) вышла в свет книга Теодора Библиандера (1505–1564) «Об общем принципе всех языков и письменностей», в которой деление языков на подчиняющиеся правилам грамматики и варварские подверглось решительной критике. За кратким обзором языков мира29 следует комментарий: «Итак, мы перечислили практически все языки, которые когда-либо существовали после их разделения, произошедшего в Вавилоне: из них не только первые и как бы предки [остальных – М. С.] – еврейский, греческий и латинский – подчиняются определенным правилам, но и другие девять, которые обычно называют – как я полагаю, незаслуженно – варварскими. И не должно оставаться ни сомнения, ни неведения относительно того, что всякий язык может быть приведен к правилам разума и [грамматической] науки»30. Впрочем, эгалитаристские взгляды Библиандера на классификацию языков, как и его представления о единых основах всех религий, не получили широкого одобрения у современников (Christ-v. Wedel 2005, 45–55). Вопрос о статусе отдельных языков продолжал находить на протяжении XVI и XVII вв. различные и противоречившие друг другу решения (см. Formigari 2004, 83–94).
Как видно из этих наблюдений, строгая иерархия языков в XVI в. не оставалась непреложной догмой, однако продолжала влиять на образовательные приоритеты, интенсивность и регулярность обращения к тем или иным языкам в ученых трудах. Такое положение дел подкреплялось особой ролью некоторых языков для научных дисциплин, имевших университетский статус: латинского языка – для юриспруденции, латинского и греческого – для медицины, греческого и древнееврейского – для теологии. Однако географические открытия, религиозная реформация и подъем национального сознания, которыми была отмечена рассматриваемая эпоха, заметно повлияли как на расширение языкового горизонта европейцев, так и на переосмысление статуса уже известных языков. Далее в отдельных очерках мы постараемся показать основные факторы, повлиявшие на расцвет языковых штудий в XVI в.
