Воды вокруг действительно много, но я просто тяну полотенце, чтобы завернуться в него. Чувствую на себе взгляд мужа. Покрываюсь мурашками из того, что мы молчим.
Постепенно остывающие дорожки стекают по спине, рукам и ногам.
Оглядываюсь, только подойдя к двери:
— Как думаешь, старательная массажистка за тобой без разговоров бы поехала?
Встречаюсь взглядом с Пашей. Он серьезный, хмурится.
— Что ты хочешь услышать? Что ты для меня — важнее футбола?
— Было бы неплохо…
В ванной повисает тишина. Я вижу, что у Паши двигаются челюсти. Он становится еще более серьезным. Может даже злым.
— Так может детей обсудим, Ник? Когда? Я готов, ты знаешь…
— Ясно…
Киваю, опуская взгляд.
Снова отворачиваюсь, выхожу из ванной, слыша, как между лопатками впечатывается:
— А мне, блт, нихуя не ясно, к сожалению.
6. 5
Глава 5
Каждый сеанс терапии заканчивается для меня одинаково – слезами. Сегодняшний не исключение.
Не потому, что Наталья пытается меня довести, просто во мне кроется слишком много страхов, боли, обид.
Сижу в машине, через пелену слез следя за тем, как дети в парке играют на площадке. Переживаю сразу кучу эмоций, которыми не готова ни с кем делиться.
Мобильный лежит на пассажирском, но рука к нему, как ни странно, не тянется.
Я смотрю на мальчиков, девочек, одновременно умиляюсь, завидую, хочу и чувствую блок. Осознаю, что на ровном месте те самые блоки не появляются.
В мою жизнь изо всех щелей лезет куча советчиков, которые считают допустимым рассказать мне, что пора бы уже родить. Наверное, это неизбежно с учетом размера моей аудитории. Наверное, мне давно пора перестать реагировать на подобные экспертные мнения. И иногда получается, а иногда кроет. Только я не буду выставлять напоказ этим людям свои настоящие страхи. Они и их извернут против меня. Зачем это нужно? Мне – незачем.
Хватает ума понимать, что браки не спасаются детьми. Дети достойны рождаться для любви, а не чтобы склеить трещины.
Я много читала, изучала, слушала. Я куда больше верю ученым, которые определили, что коэффициент выживания для пар после рождения ребенка снижается.
А ещё я слишком хорошо помню свое детство. Я до сих пор лью из-за него слезы на приеме у психолога. Но «экспертам», конечно же, виднее.
Я стала тем самым ребенком, который должен был спасти брак. Мои родители были молодыми, очень эмоциональными, совсем не зрелыми. Когда что-то пошло не так, им тоже, наверное, кто-то насоветовал сделать детку. Они сделали. И пусть я дико их люблю, пусть я знаю, что они так же дико любят меня, но я помню те жуткие скандалы, слезы, крики и бесконечное чувство вины, а ещё одно единственное желание: сделать что-то, чтобы это прекратилось.
Я не спасла их брак, но я очень долго чувствовала себя ответственной, как будто могла сделать это. Они развелись, когда мне было пять лет. У папы почти сразу появилась другая семья. Там – другие дети. Я знакома со своими братьями, мы довольно дружны, я давно не ревную папу к ним, мне кажется, он любит нас всех. Но я – не их семья. Я — что-то стоящее рядом.
С мамой ещё сложнее. После бесконечной вины, что я не удержала семью, мы вместе с ней переживали то, что она оказалась одинокой женщиной с прицепом. Меня никто никогда не обвинял. Мама ни разу в жизни не упрекнула, но я всё это чувствовала.
Через два года она тоже встретила мужчину – моего отчима. У них родилась моя младшая сестра. И опять же… У них – семья. А я рядом.
