– Да. Деньги зашли…
– Класс, Ира. Просто класс. Мы взяли деньги у шарашкиной конторы за рекламу уродских подделок. Что дальше? Курсы персонального роста какой-то непроглядной тупицы будем рекламировать? Я плачу тебе неплохие деньги, я миллион раз говорила, что если у тебя слишком большая нагрузка, то давай посадим на сотрудничество другого человека. Ты сказала, что всё успеваешь. А теперь объясни, пожалуйста, «всё успеваешь» выглядит как вот это дерьмо?
Встряхиваю злосчастную сумку, а Ира белеет сильнее. Мы обе понимаем, что её грех не так велик. И обе же, что отвечать мне сейчас бессмысленно.
– Прости, Ник…
Она извиняется, смотря вниз.
– Передо мной не надо извиняться. Я хочу просто быть уверенной, что каждый член моей команды способен исполнять свои прямые обязанности. У меня нет ни времени, ни желания исполнять их за кого-то. Если у тебя с этим проблемы – их лучше решить. Мне или тебе. Подумай.
Скидываю, не ожидая ответа.
Сердце бьется как дурное. Адреналин я выплеснула, но удовлетворения – никакого.
Беру в руки сумку и отшвыриваю уже на пол.
Жалею о собственной резкости почти сразу. Прячу лицо в руках и делаю дыхательное упражнение. Меня ему научил психолог. Глубокий вдох на максимум, короткая задержка и еще чуть-чуть больше воздуха в легкие. Дальше надо произносить «похуй», сдуваясь. Повторять, пока не отпустит. Я знаю алгоритм, но не могу. Пока никак. Пока не похуй. Поэтому просто дышу.
Через минуту, не больше, мне приходит сообщение от Иры:
«Я отменила рекламу, деньги вернула. Рекламодатель занесена в черный список. Я готова компенсировать тебе потери. Прости»
Читаю и становится ещё хуже. Я просто так обидела хорошего любящего меня человека. Преданного. Искреннего.
Тошнит от себя, но я не отвечаю и даже не перезваниваю, чтобы извиниться за резкость. Снова ныряю в руки и дышу.
Слышу, как разъезжаются ворота, слышу хлопок входной двери.
Я понятия не имела, что Паша собирается показаться дома в обед. Мы друг друга не предупреждаем и не спрашиваем.
Он заходит в гостиную, ненадолго тормозит.
Наверное, смотрит на валяющуюся на полу ни в чем не виноватую сумку. На свою истеричку-жену.
Во мне по-прежнему сидит страх показать перед ним свою слабость, поэтому беру себя в руки, отталкиваюсь от ладоней и оглядываюсь, надев маску.
– Всё нормально? – он спрашивает, я передергиваю плечами.
– Всё супер. – Молчу, что супер, но хуево.
– Рад за тебя. – На этом наш разговор всё. Муж разворачивается идет вглубь дома. Я смотрю ему в спину.
Хочется одновременно догнать, обнять, прижаться… И запустить вслед предметом, мстя за безразличие.
Но я не делаю ни того, ни другого. Отдираю взгляд, отворачиваюсь к окну. За ним – солнце, лето, жизнь. А у нас в доме затянувшиеся похороны любви.
***
Совесть заедает меня очень быстро. Наверное, это хорошо. Значит, я тварь, но не отбитая.
Вернувшийся домой посреди дня Паша не спешит уезжать, я же просто не выдерживаю наше холодное соседство, поэтому сбегаю сама.
Громко и долго собираюсь, хочу, чтобы он вышел в холл, посмотрел на меня нахмуренно и спросил: куда и когда вернусь, но он этого не делает.
Идя к такси, я снова ощущая, как грудная клетка набухает обидой. Говорят, самое страшное — это наступление равнодушия. Наверное, да, но чувствовать тоже сложно.
Слегка отпускает меня только на подъезде к Ире. По дороге к ней захожу в цветочный за букетом, в винный бутик и кондитерскую. Заказываю на ее адрес роллы. Чувствую себя максимально виноватой. Искренне хочу искупить.
