Мы (не) разводимся - страница 30

Есть шанс, что меня пошлют со всеми подношениями нахрен, я готовлю себя к этому, но надеюсь на прощение. В нужный подъезд меня впускает выходящий мужчина. Он оглядывает фигуру с интересом, я же, пусть угрожала Паше, что тоже могу поулыбаться, сторонюсь. Могу, но не хочу.

Настойчиво звоню в Ирину дверь, очень надеясь, что откроют мне быстро, потому что рука под весом букета отваливается.

Когда слышу щелчки замка, облегченно выдыхаю и даже улыбаюсь, но стоит увидеть Иришу — улыбка гаснет.

Моя любимая старательная малышка смотрит на меня испуганными красными глазами.

Ты этого хотела, Ник? Получай. Осознавай, насколько же ты сволочь.

— Привет, — я очень надеюсь, что хотя бы не убила своим поступком доверие полностью, но Ира смотрит насторожено, говорит тихо, а у меня сердце кровью обливается.

С Пашей я не вижу так явно последствий своих поступков, потому что он — мужчина. Но сейчас думаю, что вряд ли режу его не так же больно.

— Привет, Ира. Я приехала извиниться. Прости меня, пожалуйста, я была неправа.

Я сейчас абсолютно искренна, протягиваю подруге букет. Она колеблется, но идет мне навстречу. Принимает, зарывается носом в цветы, улыбается…

Девочка-девочка. Ей всего двадцать семь, но она у меня такая умница… Как я вообще могла ее обидеть?

— Ты не сделала ничего ужасного, чтобы у меня были причины так остро реагировать. Ты не виновата, дело во мне. Я предложила тебе подумать, а потом так страшно стало — вдруг ты меня бросишь?

На последних словах по коже идут мурашки, у самой сжимается горло и влажнеют глаза.

Я говорю Ире и об Ире, а потерять боюсь сразу всё.

— И это тоже тебе…

Чтобы она не заметила, как меня кроет, опускаю взгляд и протягиваю красивый пакет.

— Там пирожные, ты же малину любишь, да? И вино.

Я ожидала, что Ира возьмет пакет из моих рук, а она накрывает своей мою. Поднимаю взгляд.

Сейчас сама, наверное, смотрю так же, как смотрела по видеосвязи она. Только в отличие от меня, спустившей на беднягу внутреннюю суку, Ира тепло улыбается.

— И ты меня прости. Я правда проглядела.

Отмахиваюсь, но Ира не дает.

— Но это, конечно, не отменяет того, что ты разговаривала, как конченая…

Из уст девочки-ромашки звучит так неожиданно, что я замираю. Смотрю подруге в глаза, а потом смеюсь. Первая моя эмоция — бурное веселье, спровоцированное облегчением, но его быстро смывает волной отчаянья. Продолжаю смеяться, запрокидываю голову и смахиваю слезу.

Черт, мне плохо.

— Скажи, что ты меня простила, и я поеду.

Прошу у Ириши. А видя ее колебание, расстраиваюсь. Наверное, задела глубже, чем могла предположить.

— Ты спешишь? — сделав допущение, я сразу же получаю доказательство того, что предполагать — это не мое.

— Мешать не хочу. У тебя вечер пятницы, а тут истеричная работодательница…

Смеюсь, но Ира не подхватывает. Смотрит на меня, улыбается мягко, немного печально. Как будто видит меня насквозь.

— Мы так давно просто не сидели, Никуш… Можно отпросить тебя на вечер у Паши?

Ира не хочет, но вдребезги разбивает мне сердце.

У Паши меня не нужно отпрашивать ни на вечер, ни, возможно, на всю оставшуюся жизнь.

Представляю, что сейчас вернусь домой и мы будем молчать… Тошнит. Мотаю головой, улыбаюсь Ире:

— Можно.

Вижу, что она рада. Тянет меня за руку в квартиру.

***

Вино, наше с Ирой примирение и уют ее кухни развязывают язык не хуже, чем наводящие вопросы психотерапевта на сеансе.

Вслед за первой бутылкой мы откупориваем вторую. Вспоминаем, как познакомились, как начинали. Ира рассказывает мне забавные и вопиющие истории с рекламодателями, о которых я даже не догадывалась. Оказывается, она еще лучше, чем я думала. Мой идеальный фильтр, задерживающий девяносто девять процентов неприятностей. Ставлю в голове зарубку, что в этом месяце Ира должна получить премию.