Мы не твои - страница 33
Глупый, наивный Воробушек…
Я не давала ей разрешения быть счастливой! А мама была! Она была очень счастлива с Леонидом. Очень…
- Тише, тише, маленькая моя… Хватит плакать. Успокойся. Хочешь, я позвоню Айне, пусть чай принесет? Или… что-то сладкое? Ты любишь сладкое?
Он так трогательно утешал меня! Этот парень, который только что рассказал дикую историю о себе.
О том, как лишил своего брата счастья. Как стал причиной смерти своего отца. Стал причиной гибели молодой, красивой девочки – Светлячка.
Разве он мог так поступить? Тот Ильяс, который сейчас лежал со мной на кровати? Обнимал так нежно, сцеловывал слезы с моих щек…
Разве он убийца?
А я? Я, такая скромная, наивная, милая, я, которую обожают пациенты и уважают врачи. Разве я могу быть убийцей?
Могу.
- Не надо чай. Просто… слушай.
Я не говорю «пожалуйста».
Я должна заставить его выслушать эту исповедь. Может мне, как и ему станет немного легче?
Мы как преступники, которым неймется, не терпится рассказать о том, что они сотворили. Каяться без раскаяния.
Нет, не правда. Я раскаиваюсь, я страшно раскаиваюсь. Вот только от этого не легче.
- Я возненавидела его. Я желала ему смерти. Каждый день молилась, чтобы он умер…
***
Это очень больно. Я не люблю боль. Наверное, никто не любит. Хотя… каждому хоть раз в жизни приходилось ковырять рану.
Кажется, именно этим я и занимаюсь.
Нет. Тут не просто рана. Я сейчас раздираю свою грудную клетку, а потом… потом своими руками достаю сердце и сжимаю, сжимаю, сжимаю…
- Воробушек, что ты? Ну… что ты? Не надо так…
Не надо! А как надо? Как? Жалеть себя всю оставшуюся жизнь? Нет, я себя не жалею. Совсем. Мне нельзя себя жалеть.
Я… я себя ненавижу, когда вспоминаю. Ненавижу. Никогда не буду счастлива, потому что не заслужила счастья!
И… целовать этого красивого слепого парня я тоже не заслужила.
Пытаюсь отодвинуться, но он держит крепко. Чересчур крепко. Какие у него сильные руки!
Да, я видела гантели, лежащие у него в комнате. В тренажерный зал, который находится в доме Илик не заезжает, и вообще, по-моему, скрывает то, что занимается спортом.
- Надя…
Он снова опускает голову, но я отворачиваюсь. Мне не нужен этот поцелуй. Не сейчас.
Да и, наверное, уже никогда…
Поцелуй… Я все придумала, когда застала их целующимися! Маму и этого… дядю Лёню.
А я ведь еще помнила, как мама целовалась с папой! Как они прятались от меня по углам! А я пыталась найти их, застукать и смеяться…Глупая гусыня!
С Лёней мама не пряталась. Вернее, они не выставляли чувства напоказ. Они делали это когда меня не было в поле зрения. Это… это я следила за ними. Специально.
Да, да… словно ранку ковыряла.
Видела, бесилась, негодовала, срывала зло на всех и вся.
Рассорилась со всеми подругами, одноклассников возненавидела, с которыми раньше дружила. Парня, который мне в кавалеры набивался подняла на смех.
Зато сошлась с дикой компанией отморозков, шляющихся по нашему району. Это были реальные отбросы, тупые, но сильные. Мне казалось круто быть с ними. К счастью, они не особенно интересовались тем, что я противоположного пола. Конечно, я же была некрасивая…
Нескладная, неуклюжая, с острым подбородком. И нос мне казался каким-то неправильным из-за крошечной горбинки. Ее не видно было невооруженным глазом, но я-то видела! И рот чересчур большой, губы пухлые, все время приходилось их закусывать. И грудь выросла большая – что тоже дико бесило, стыдно сказать – я ее специально приматывала эластичными бинтами, или старалась купить плотную майку-лифчик, чтобы она все там сплющила.