Ее губы – первое, на что я обращаю внимание. Изогнутые и полные, в форме сердца, которую я знаю наизусть, потому что сто тысяч пять раз обводил ее пальцем. Как минимум. Концы ее густых темных волос, собранных в хвост, спадают до бедер. Когда она выходит, я понимаю, что на ней серая толстовка университета Брауна поверх спортивных штанов.
Ариа меня не видит. Она подходит к багажнику и достает несколько деревянных ящиков с фруктами. Я хочу ей помочь. Хочу взять у нее ящики и отнести их в дом. Хочу сделать для нее все, хочу сказать ей, что я кусок дерьма, который ее не заслуживает, – но если она позволит мне, если даст еще один шанс, тогда я буду рядом, тогда я буду для нее всем.
Вместо этого я просто стою, свесив руки, и наблюдаю, как она зажимает коробки подбородком и, пошатываясь, переходит дорогу.
Никогда бы не подумал, что встреча с человеком может причинить такую боль и в то же время принести облегчение. Что любовь может стать сильнее, даже если человек исчез с лица Земли на долгие годы. И я никогда бы не подумал, что человек может ненавидеть себя так сильно, как ненавижу я себя в этот момент.
Я не могу так. Не могу сидеть здесь, смотреть на нее и ничего не делать!
Не успел я опомниться, как уже встал на ноги и преодолел половину дороги.
– Ариа.
Ее плечи вздрагивают. Ящики с фруктами падают на землю с громким стуком, и яблоки катятся по асфальту. Она делает вид, что это произошло без причины, и не обращает на меня внимания. Словно не слыша меня, Ариа приседает и начинает собирать фрукты.
Но ей не удастся меня обмануть. Между тем я стою перед ней, мои белые кроссовки прямо рядом с ее дрожащими пальцами, на ногтях которых облез черный лак. Мое правое колено тихонько хрустит, когда я наклоняюсь, чтобы помочь ей собрать фрукты. Ее губы сжаты в плотную линию, так как она изо всех сил старается не замечать меня. Но тут я протягиваю руку за тем же яблоком, что и она, конечно же, нарочно, чтобы задеть ее пальцы. Это прикосновение вызывает во мне лавину эмоций, электризует меня, заставляет почувствовать себя живым, и я вижу, что Ариа чувствует то же самое, вижу это в ее широко распахнутых глазах, в ее застывших чертах. Теперь она больше не может притворяться, что меня нет рядом.
Но она тут же берет себя в руки.
– Оставь меня в покое, Уайетт.
Она ловко бросает последнее яблоко в деревянный ящик, кладет его на два других и встает.
– Я писал тебе письма, – говорю я. – Ты их получила?
– Да, – отрывисто отвечает она. Ее хвост перекидывается с правой стороны пояса на левую, когда она переходит улицу.
Мое тело автоматически приходит в движение, чтобы последовать за ней.
– Ты на них не отвечала.
– А что, обязана была?
– Ты их читала?
По какой-то непонятной мне причине Ариа останавливается и поворачивается ко мне. На ее щеках появились красные пятна, как обычно бывает, когда она злится.
– Нет, Уайетт, не читала. Я их выбросила. Все до единого, потому что, что бы ты ни написал, это бы ничего не изменило. Что бы ты ни сказал или ни сделал, это не исправит того, что ты сделал, ясно?
Она их не читала. Понимание приходит, как жидкая глина, оно заполняет все полости, сковывает. Конечно, я не ждал, что Ариа напишет ответ или позвонит и скажет: «Привет, Уай, все снова хорошо, глупо вышло, неудачно, завтра буду дома, приезжай и забери меня, целую тебя, пока». Но я, по крайней мере, считал, что она прочтет мои слова. Поймет, почему так случилось, и что ей просто нужно время, много времени, чтобы все переварить.
