Она смеется. Мой взгляд переходит на Уилла, и я поднимаю брови, молчаливо прося его присмотреть за ней. Он коротко кивает, и его борода, которую он в последнее время отращивает все длиннее и длиннее, касается кожаной куртки. Ему так нравится. Думаю, он считает себя очень крутым. Ты крутой, Уилл, крутой.
Остаток утра я провожу, приводя в порядок номера в гостинице. Я вставляю в уши наушники и слушаю Тейлор Свифт на полной громкости, пока заправляю кровати, пылесошу и убираю в ванной. После этого я почти полчаса разговариваю по телефону с доставщиком продуктов, который вчера попал в аварию, пытаясь расшифровать слова, скрытые за его русским акцентом.
– Мнье пльева-а-ать, – талдычит он. – Сево-о-одня ньет.
– Ладно, Дэниел.
Это очень смешно, потому что это его настоящее имя, и мне хочется сказать: «Дэниел, слушайся дедушку». Это сделало бы меня намного круче, я бы сразу поднялась на ступень выше в своих глазах. Но я не решаюсь. Если бы Уайетт был по-прежнему здесь, рядом со мной, тогда я бы на это сделала. Он бы сел на стойку, на журнал регистрации, хотя я каждый раз ему говорю, чтобы он этого не делал, потому что так его джинсы протрутся.
Он бы грыз тыквенные семечки и качал ногами взад-вперед, пока я бы разговаривала по телефону с постояльцами, и комментировал бы мои слова. «Вы уверены, что не хотите отказаться от этого заявления?» – «Признайтесь, мистер Хандерсон, вы ведь что-то едите. Скажите мне, что? Буррито? Сырное печенье? Гамбургер? Боже мой, я так хочу гамбургер, мистер Хандерсон».
С ним все было легко и просто. Мне кажется, я была совершенно другой, и я молюсь каждую ночь, чтобы однажды снова стать такой.
Я вздыхаю:
– Тогда просто позвоните мне, когда вам станет лучше, Дэниел. Или подождите, нет. Пришлите мне электронное письмо, хорошо?
– Харашо.
– Что?
Он кладет трубку.
В досаде я кладу телефон в сторону, достаю из заднего кармана брюк список дел на сегодня и вписываю в него продукты на эту неделю под пунктом «Подготовка к Хэллоуину». Я на секунду замираю, водя ручкой по клетчатой бумаге, записываю: «Проработать лекции, которые пропустила в универе». Проходит еще секунда, и я пишу: «Забыть Уайетта».
Вздохнув, я прислоняюсь к деревянной стенке и смотрю на исписанный листок.
– И как мне со всем этим справиться? – бормочу я, закрывая глаза и постукивая головой по стене в ровном ритме. – Как мне заниматься делами, когда я могу думать только о нем?
– Эй, Ариа.
Я вздрагиваю и открываю глаза.
Передо мной стоит Нокс. В руках у него кожаная сумка, на нем серое пальто «Велленстейн» и коричневые «мартинсы» – такие же, как у меня. Нокс так удивительно похож на студента. Трудно поверить, что раньше он был сенсационной звездой сноубординга и не вылезал из спортивной одежды.
Я вздыхаю:
– Ни слова.
– Ты разговариваешь сама с собой.
– Лишь иногда.
– Конечно, каждый день.
Я измученно тру лицо:
– Зачем пришел?
Нокс проходит через каменную арку в другую часть гостиной. Тишину нарушает шум кофеварки, перемалывающей зерна. Через несколько секунд Нокс возвращается с чашкой в руке, садится на потертое кожаное кресло у камина и скрещивает ноги.
– Ноутбук сломался.
– Купи себе новый.
– Купил. Но придет он только на следующей неделе. У тебя есть ноут?
Я моргаю:
– Конечно, есть.
– Можно его взять?
– Чего? Нет.
Нокс потягивает молочную пенку:
– Почему? Он ведь тебе больше не нужен.
– Конечно, нужен. Я же учусь.
