Мы живы - страница 2

Приехала бабка в Петербург бедной сиротой и поступила в прислуги. Этот ее жизненный опыт еще даст о себе знать, особенно маме – иногда она вела себя с теми, кто был «рангом пониже» как барыня с прислугой. А за властный характер мама называла ее «Вассой Железновой». Но дед с ней как-то справлялся.

Бабушка Татьяна Фроловна и я

Разница в возрасте у деда с бабкой была 13 лет. И женился он поздно, в 42 года. Похоже, это наша родовая планида.

У деда с бабкой было четверо детей. В ноябре 1917 года у них родилась тетя Катя, в замужестве она стала Копылова. Деду было 42 года! Вот уж кому-кому, а ему-то точно было не до революции.

В сентябре 1920 года родилась тетя Вера, по мужу она стала Федорова.

6 мая 1925 года родился отец.

А в ноябре 1928 – дядя Витя. Деду было 53 года!

Жили они по адресу: Обуховская ветка (сейчас – Запорожская ул.), д. 67, кв. 3. Это примерно там, где сейчас автозаправочная станция. Скорее всего, жили они в типовом двухэтажном деревянном доме на 4 квартиры. Таким же, как на фотографии колонии «Власьевка» в фотоальбоме «Завод «Большевик». Дома эти за коричневый цвет прозвали «шоколадными домиками». Я еще застал их – они простояли до конца семидесятых годов на углу Бабушкина и Грибакиных, вдоль забора завода «Звезда», пережив все другие деревянные дома и на Обуховской Обороне, и на Куракиной даче. У каждого дома были сараи. В нем дед с бабкой держали козу. Она была маленькая – дети таскали ее на руках, как кошку, но молока давала много. Она – одно из тех чудес, которые помогли выжить во время блокады, и благодаря которым мы есть на этом свете. Отец часто вспоминал эту козу и называл ее по имени. А я не запомнил. И спросить теперь уже не у кого.

Отец с братом и сестрами ходили в «деточаг» – так тогда называли детский сад. Он был в одном из двухэтажных домиков возле здания общины «чуриковцев». Сама община хоть и неофициально, но еще существовала.

Потом отец ходил в школу в Прогонном переулке. Ее красное здание стоит и сейчас. А до революции это был один из домов колонии и училища глухонемых. Их еще много оставалось в этом районе и много работало на Обуховском заводе – в советское время на заводе даже существовала должность переводчика. Отец дружил в детстве с глухонемыми и легко находил с ними общий язык. Это качество передалось и мне.

Это класс школы в Прогонном переулке. Ребята 1925 года рождения. Почти никто из них не вернулся с войны. Отец второй справа во втором ряду.

Запорожская, Обухово, Прогонный, старое Рыбацкое напоминали отцу детство. Дома с огородами, цветники, магазины в деревянных домах в Обухово, старый мост через железнодорожные пути с деревянным настилом, который шел прямо от дореволюционного здания станции с багажным отделением – все это оставалось до 1980-х годов. Отец любил бывать здесь, и был очень доволен, когда мы переехали сюда, в Мурзинку. И дорога в Обухово на первую электричку, за грибами, была для него сентиментальной прогулкой. Как сейчас для меня.

А еще отец (да и не только он, но, наверно, все дети округи) гордился танками Т-26 и Т-28, которые делали на Обуховском заводе, тогда он назывался «Большевик». И мечтал стать летчиком, как тогда все мальчишки. Пел песни времен революции и гражданской войны: «Каховку», «Полюшко-поле», «Там, вдали за рекой». Следил за войной в Испании, вокруг которой был ореол романтики.

А потом была финская война. Она тоже шла как будто где-то далеко. Но оказалась тяжелой, очень бестолковой. Еще при мне очень тихо обсуждали, как матросов посылали в бой в сорокаградусный мороз в ботинках и как целыми эшелонами везли обмороженных и раненых.