Вот и сейчас, я мешала будущую мазь длинной деревянной ложкой, прижимаясь к теплому боку маленькой печки, а лекарь шуршал травами, отмеряя нужное количество деревянным стаканчиком.
- Евстигней! - в лекарскую ввалился огромный детина из замковой охраны, - Трофим покалечился, господин барон тебя требует.
- Что там случилось? - недовольно заворчал лекарь, откладывая, однако, травы и начиная одеваться, - опять лошадь, поди, лягнула...
- Нет, - мотнул головой детина, - разбойники напали. Одного нашего насмерть положили, а Трофима покалечили. Они на торг в город ездили господин барон велел известь и соль отвезти, что по осени еще добыли.
Минут через пять бесчувственного Трофима, бледного от потери крови, на руках занесли в лекарскую, пачкая пол красными пятнами. В небольшой комнате сразу стало не протолкнуться от мужиков в толстых зимних тулупах.
- Не жилец, - вздохнул лекарь, - помрет не сегодня, так завтра. Не обескровит, так от горячки...
- Дядька Евстигней, - втиснулась я между воинами. Через все бедро Трофима проходила огромный и очень глубокий порез, хорошо хоть кость, видневшаяся на дне распахнутой грязной раны, была цела. - а давайте зашьем? Крестиком? Я умею!
- Мария Львовна, сейчас вы должны быть на танцах! - голос моего жениха прозвучал как гром среди ясного неба, - немедленно идите на занятия!
- Ненавижу танцы, - буркнула я и шагнула было к двери. Но он окрикнул меня, когда я уже выходила.
- Мария Львовна, что вы там говорили по поводу вышивки? Вы уверены, что сможете?
- Да, - буркнула я, - но мне нужна будет помощь. Нужно загнуть иголку.
- Несите, - устало вздохнул мой жених, - загнем.
- Господин барон, - вмешался дядька Евстигней, - вы уверены? У Мария Львовны, конечно, талант понимать травы, но...
Он покачал головой.
- Сам же говоришь, Трофим не жилец, - вздохнул мой жених, - пусть попробует.
Иголку он загнул мне сам. Руками.
А потом я, трясясь от страха навредить еще больше, хотя куда больше-то, промыла рану крепким отваром ромашки, и наложила шов из пяти стежков, предварительно обработав кожу по краю раны, иглу и нити крепким вином, за неимением лучшего.
Наложила повязку, бинты — ленты из старых рубах — конечно не были стерильными, но я плохо представляла, как добиться стерильности в условиях средневековья. Подержала на паром и наложила на рану.
Михаил Андреевич внимательно наблюдал за моими действиями, и даже помогал, если я просила.
Я сидела с Трофимом всю ночь. Мне все время казалось, что он вот-вот умрет из-за моей неквалифицированной помощи, хотя дядька Евстигней говорил, что кучер все равно не жилец. Хоть с моей помощью, хоть без нее...
Но утром Трофим пришел в себя и попросил пить. Впереди еще было много проблем: воспаленная рана, горячка и мое отчаяние, но через месяц дела пошли на поправку, а к весне Трофим уже ходил, прихрамывая на правую ногу.
Но все это было впереди, а тогда на следующее утро, когда я засыпала на ходу из-за бессонной ночи, меня вызвал к себе Михаил Андреевич.
- Мария Львовна, - он расхаживал по кабинету, - скажите мне, пожалуйста, откуда вам известно о таком способе лечения ран?
Черт возьми! Я чуть в обморок не грохнулась. Ну вот знала же, что нужно не отсвечивать. И что тут придумать? Что Господь Бог явился и научил? Ага. Я уже знала, что несмотря на средневековье такой набожности, как в нашей истории в этом мире не было. Да, люди верили в Господа Бога, но не считали, что жизнь это всего лишь подготовка к смерти. Жизнь дарована Богом не для того, чтобы испытывать лишения и страдания. Вроде бы небольшое отличие, но разница в образе жизни нашего и местного средневековья оказалась колоссальной.
