Совершенно невозможно устанавливать иерархию духовных ценностей в виде пирамиды или ступеней лестницы, но столь же очевидно, что они не образуют безразличной рядоположенности с однотипными отношениями. Каждая из них занимает в духовной сфере свое, только ей свойственное место, ее отношения к другим духовным категориям уникальны и своеобразны, они не одинаковы, не равны по объективной значимости, нельзя сказать, чтобы они нуждались друг в друге формально принудительным образом, но лишь в живой полноте взаимного единства они обретают свое совершенство и высшее раскрытие. Не вдаваясь в подробное рассмотрение взаимосвязей в сфере духа, отметим еще раз лишь то, что важно в целях нашего теперешнего анализа. Религиозность составляет источник и основу всякой духовной деятельности, философичность образует высший пункт всякого духовного возрастания. Это не означает, что в высшем своем подъеме всякая духовная активность превращается в философию, нет, она может и сохранять свое уникальное своеобразие, оставаясь, например, наукой или поэзией, но она в этом случае обретает глубокую философскую значимость. Оставаясь собой, она, тем не менее, некоторым образом выходит за рамки собственной «профессиональной» обособленности на простор универсальной духовной значимости.
Философия, таким образом, связана особым образом с каждым особым видом духовной активности человека. Мы рассмотрим эти ее связи и, прежде всего, обратимся к ее взаимоотношениям с наукой. Науку и философию роднит установка на интеллектуальное освоение действительности, стремление к знанию, требование строгости мышления. Мудрость, которой взыскует философ, несомненно, теснейшим образом связана с Истиной, вдохновляющей научную деятельность. Однако столь же несомненно, что философия и наука отличаются друг от друга и по внешнему образу исторического бытия, по социальной роли, и по внутренним устремлениям. Мудрость и Истина, являются все-таки несовпадающими понятиями. Мы начнем с внешнего облика.
Наука движется таким образом, что научные теории прошлого делаются ненужными, они устаревают, отменяясь более новыми, более общими и точными научными взглядами. Даже современные нелинейные, конвенциональные, постмодернистские концепции научного процесса не могут отменить того факта, что наука с течением времени все лучше и лучше знает мир. Можно и нужно уточнить, что она знает другое и по-другому, чем раньше, что мир, с которым она имеет дело, это мир ее собственных опытов, но, тем не менее, в науке есть прогресс. Этот прогресс имеет нелинейный характер, но наименование его прогрессом вполне оправдано: это движение не поступательное и не прямолинейное, но именно вперед. Накопление, прибавление знания в науке носит не механический характер, это сложный процесс, преобразующий саму науку, сами способы ее взаимодействия с познаваемой реальностью, но так или иначе, – прибавление знания в науке имеет место.
Не то в философии. В философии тоже происходит смена учений, философия меняется, но назвать это прогрессом никак нельзя. Философия просто обретает другой облик, но это странным образом не затрагивает ее существенного содержания. Иначе говоря, философские учения, устаревая в отношении определенного культурно-исторического способа своего выражения, не устаревают в собственно философском своем смысле, сохраняя свою идейную актуальность. Ни о каком прибавлении знания, в отличие от науки, говорить здесь невозможно. Нельзя сказать, чтобы современные философы стояли выше или ниже философов прошлого. На философских учениях прошлого современные философы учатся, с философскими учениями далекого прошлого философы полемизируют, без знания истории философии невозможно стать философом. А для изучения какой-либо науки вовсе не обязательно знать ее историю и взгляды ученых прошлого, поскольку они устаревают именно в смысле своей научной значимости.
