Мысы Ледовитого напоминают - страница 67



Так есть оправдание или нет? Обычная позиция прежних честных историков не дала ничего, и нам осталось понять (отстранясь от вопроса, оправдывает ли цель средства), чем же Петр был велик в действительности. Вновь повторю: речь идет не о его цельной характеристике как такового, но о том лишь, что нужно для увязки очерков 2 и 4. Начнем с того, что

«Видеть в Петре, как видели… почти все писатели XVIII века, вспышку архаической России, до тех пор чахнувшей в средневековом невежестве и безнадежном застое, это большая ошибка. Задолго до него уже явились силы, ведшие к переменам и давшие возможность нового роста. Да, он укрепил эти силы и в некотором смысле направил их течение в новые русла, но неон их создал» —

так окончил вводную главу о Петре крупный английский историк [Anderson].

5. Тезис Милюкова: реформа без реформатора

Древний принцип «истина лежит посередине» (уже Платон назвал его в «Законах» хорошо известным) не видится мне столь уж полезным, ибо так может располагаться лишь истина плоская, а глубокая проблема всегда объёмна. Тем более, если речь идет о вековом споре (о роли Петра I спорят уже 300 лет), следует не ставить свое мнение между восхвалениями и проклятиями, но, для начала, очертить для себя тот объём, в котором проблема помещается.

Прочтя множество суждений о Петре, прихожу к печальному выводу, что авторы редко ставят целью рассказать суть дела, а чаще выражают своё убеждение, лишь иллюстрируя его – нет, не фактами, даже удобными, а их удобными толкованиями. Само же убеждение берётся вовсе не из чтения трудов по истории, а из окружающей жизни, как ее кто видит. Данное обстоятельство известно как «тезис Кроче»[58] и приводит в растерянность: зачем мы вообще пишем? Чем любой из нас лучше других, пишущих о том же, но наоборот?

Ответ, правда, не слишком утешительный, дает теория развития науки. А именно, подавляющее большинство учёных принадлежит так называемой нормальной науке, которая работает сама на себя и на общественный заказ, активно подавляя те течения мысли, которые полагает опасными (подробнее см. [4–7]). Тем самым, для поиска истины необходимо (но никак не достаточно) осознать границы нормальной науки, ее пользу и вред, и уметь выйти за их рамки.

Обычным инструментом нормальной науки является обратная эвристика – утверждение, которое требовалось доказать, но которое в данной культуре стало аксиомой (подробнее см. [4-11]).

Тем самым, чтобы начать понимать суть темы, следует сперва выявить все бытующие в ней обратные эвристики и полностью исключить их из перечня «доказанных» утверждений.

Яркий пример обратной эвристики как раз и дает история с Петром I. Учебник истории (неважно, какого года, уровня и места издания) делит историю России на допетровскую и более позднюю. Если пишут о Петре специально, то делят историю на три части – до Петра, при Петре и после. Эпохальная роль Петра тем самым задана и не обсуждается, даже если обсуждение заявлено.

Первым известным мне историком, поступившим иначе, был Павел Милюков: в магистерской диссертации о финансах и администрации России двух веков (XVII и XVIII) он выявил два периода – до Полтавской битвы (1709) и после нее. То был, по Милюкову, переломный момент в управлении, к которому государство шло весь XVII век и след которого виден историку еще полвека.

Но не следует думать, что в том году Петр задумал и начал осуществлять какой-то план финансовой реформы. Нет, некий план обнаружится лишь через 10 лет, будет вчерне реализован через 15 лет, а еще через пару месяцев Петра уже не станет, и система его начнет разваливаться.