– А где тебя похоронят? – не унимается Тамила.
– Подле ног Гугуши, (умерший в юности старший сын бабушки Тамары), пусть положат меня, проклятую, – коротко вздыхает бабушка.
Она там и лежит, на полузаброшенном семейном кладбище, у ног старшего сына, как просила всю жизнь. Даже тогда, когда затуманит её разум старческий склероз, она не забудет своей главной просьбы.
Семейные могилы – на тишайшем пригорке. Видна с него окаймлённая густой зеленью кромка моря и жужжат летом над трепещущим на ветру ковылём неутомимые пчёлы.
*
Купание как всегда, чудесно. Прозрачная и ласковая морская вода светится солнечными бликами, на дне играют в свои игры стайки крошечных рыбок, на покрытых водорослями камнях-валунах скользко стоять. Привыкшее к играм воображение рисует красочные фантазии с участием внезапно появляющегося в небесах вертолёта, жаждущего похитить прекрасную принцессу, то бишь, городскую девочку, и увезти её куда-то, где ждёт её сказочное счастье.
Через много-много лет, в такой же умытый солнцем и синькой неба августовский день, будет стрелять в городскую девочку из установленного в открытом вертолётном чреве станкового пулемёта темноволосый бородач в камуфляже.
«О, а вот и он – прекрасный принц из твоего детства», – горько усмехнётся она.
– Идём-идём, а то хлеб кончится, – произносит бабушка Тамара магическую по силе воздействия фразу и сёстры бегут по пологим дорогам Амбары к виднеющемуся за развалинами храма выходу с территории пионерского лагеря.
Идти до Мюссеры-Мысра – километра полтора, не более. И вроде бы легко из-за того, что путь лежит по прямой асфальтированной дороге, где по тем временам почти не бывает машин. И одновременно трудно из-за заливающего дорогу именно на этом участке солнца. Из-за монотонности движения дорога кажется бесконечной, нагретый асфальт жжёт подошвы стареньких сандалий, хочется есть и пить, а разговаривать громко, а тем более петь, или смеяться бабушка запрещает, потому что это «пхащьароуп», хотя вокруг никого нет.
В растущих у обочины кустах можно обнаружить спеющие всё лето ягоды ежевики и сёстры то и дело отстают, торопливо срывают с колючих длинных ветвей мгновенно окрашивающие пальцы в характерный цвет иссиня-чёрные вкусные шарики, отправляют их в жаждущие еды и тоже уже окрашенные в чернильно-лиловый цвет рты и жмурятся от удовольствия и желания отведать ещё.
В один из таких походов городская девочка замечает большую пёструю змею, медленно ползущую через дорогу. Змея на охваченную экстазом восхищения и страха городскую девочку никакого внимания не обращает и тогда у неё появляется возможность исполнить давнее желание: рассмотреть пресмыкающееся близко, не умирая при этом от застилающего разум и сковывающего тело страха. Подобравшись сзади, городская девочка приседает на корточки, и до тех пор разглядывает жёлто-чёрную окраску змеиной шкуры и подрагивающий в такт причудливым извивам тела хвост, пока его обладательница не исчезает в придорожных кустах навсегда.
– Бабуля, бабуля, я видела змею! – кричит потрясённая собственной смелостью городская девочка, догоняя удалившуюся на некоторое расстояние бабушку.
– Я тоже, – распахивает полные страха глаза Тамила и бежит вперёд подальше от ужасного змеиного места.
– Бабуля, там змея! – продолжает городская девочка в тайном предвкушении решительных действий со стороны бабушки, известной в селе своей смелостью в обращении со змеями.
