Мюссера - страница 11




– Боюсь, – со слезами в голосе паникует Тамила.


– Идём-идём, – равнодушно подгоняет городскую девочку и её сестру не поддавшаяся на призывы бабушка. – Не будете слушаться, змея вас покусит.


– Не покусит, а укусит, – назидательно поправляет бабушку городская девочка.


– Ай-ай (Подумаешь?) – снисходительно соглашается бабушка, не сбавляя быстрого шага.


*


В один из походов в Амбару бабушка Тамара ведёт городскую девочку в вытянутый вверх трёхэтажный дом с фронтоном, явно выстроенный ещё на заре века для обслуживающего тогдашних заезжих аристократов-дачников персонала. Дом стоит на пригорке, у него белые стены, тёмный подъезд  с дверью ярко-синего цвета и деревянная лестница со скрипучими ступенями. Бабушка и городская девочка поднимаются на третий этаж и проходят по дощатому коридору к раскрытой настежь двери, откуда по всему подъезду разносится оглушительный запах жареной рыбы.


Городская девочка долго ждёт, пока бабушка наконец сторгуется с очень толстой чёрной гречанкой, продающей  выловленную пару часов назад барабульку.


Рыба у сельских не в чести, она не входит в основной рацион сельского питания, то ли по причине отсутствия навыков её ловли, то ли из-за того, что море от Апцхуа довольно далеко. Рыбачат на побережье, как правило, греки, они же и потребляют рыбу в качестве основной пищи. И они же, невольно, но неуклонно приобщают к ней сельских, периодически продавая им улов. Бабушка Тамара хоть и вкусно готовит помимо традиционной мамалыги с фасолью мясной соус с картошкой и рисовую кашу, тоже не считает рыбу основной пищей, и покупает её примерно раз в сезон, не чаще, хотя по собственному признанию, любит её и всегда ест на похоронах, где рыба подаётся к  поминальному столу в качестве обязательного блюда.


Равнодушна к рыбе и городская девочка.


Большая комната гречанки забита вещами и заставлена посудой и ящиками. Чтобы развлечь себя в томительном состоянии ожидания, городская девочка принимается изучать неуютную хаотичность обстановки. В комнате всё смешано в кучу – и парадное и интимное, тут же находится отведённое под кухню пространство, здесь же явно спят, а может, и нет, потому что спать на таком заваленном вещами диване, по мнению городской девочки, категорически нельзя.


У толстой гречанки обнаруживается высокая худая дочь с большими глазами навыкате, очень смуглой кожей и иссиня-чёрными волосами. На вид ей не больше шестнадцати, но городской девочке она кажется уже очень взрослой. Дочь гречанки стремительно заходит в комнату, и не обращая никакого внимания на посетителей, сразу же начинает жарить для себя яичницу-глазунью из нескольких яиц, чем сильно удивляет городскую девочку, полагающую, что ничего кроме рыбы толстая гречанка и её домочадцы есть по определению не должны. Приготовив яичницу, дочь толстой гречанки переставляет сковородку на деревянную поверхность приспособленного под кухонную поверхность ящика, садится перед ним на неустойчивую колченогую табуретку и с аппетитом съедает приготовленное блюдо с куском белого хлеба.


Городская девочка смотрит, как ест дочь толстой гречанки и вновь удивляется – на этот раз равнодушию дочери толстой гречанки к факту пребывания в доме посторонних людей.


«Мы тут сидим, а она тут ест, – возмущается про себя городская девочка, вдыхая невыносимо завлекающий запах яичницы. – Фу, невоспитанная».


В знак протеста она больше не смотрит в сторону худой дочери гречанки до самого конца своего пребывания в заваленной вещами комнате.