Помещичий дом, был подвергнут мною тщательному осмотру, ввиду наличия большого количества свободного времени. Он был сложен из огромных бревен наподобие того, как делают избы, но находился на каменном фундаменте, и имел два этажа. Окна имелись лишь со стороны фасада, задняя же стена была глухой, если не считать нескольких небольших отверстий, очень напоминающих бойницы. Четырехскатная крыша, крытая черепицей, была редким явлением в этих местах. Подобный кровельный материал был распространен гораздо южнее, и, скорее всего, обошелся в копеечку. Во внутреннем убранстве дома не было особенной красоты, зато царила основательность и целесообразность. Внизу располагались кухня, две комнаты для всяких надобностей, жилье для прислуги или людская, некое подобие зала, использовавшегося как столовая и теплое отхожее место, именуемое нужником.
В одной из свободных комнат рядом с людской и расположились казаки.
Второй этаж предназначался для помещика и его гостей. Там было шесть комнат. Пять спален и один огромный зал с камином, именуемый гостиной. Перед камином полукругом стояли кресла, на полу лежала медвежья шкура. Диваны и кушетки были расставлены вдоль стен. Вся мебель, сработанная местными мастерами, производила гнетущее мрачное впечатление. Сейчас в одной спальне спал Мокишев, другую, у самой лестницы, он отдал мне. Остальные же пустовали.
Кроме самого управляющего в доме постоянно находилась дворня: конюх с кучером, истопник и дворник, а также две женщины лет под тридцать, одна – кухарка, жена конюха, другая – ключница, смазливая вдова, исполняющая ночами еще одну обязанность, согревать постель господина управляющего. Звали ее Авдотьей, и в лице Северьяна она сразу обрела преданного почитателя своих прелестей. Впрочем, хозяин смотрел на заигрывания казака сквозь пальцы, и вовсе не потому, что был не ревнив. В доме проживала еще одна особа женского пола без определенных занятий, от роду годков пятнадцати. Она приходилась младшей сестрой кухарке и со временем, как я догадывался, предназначалась для замены Авдотьи на ее ночном поприще.
Все обличало в Богдане рачительного и бережливого хозяина, который и господскую копейку сохранит, и своей полушки не упустит. Давние связи с яицкими казаками дали ему еще одну возможность к личному обогащению. Он стал выполнять их поручения, получая за это деньги и индульгенцию на будущее, в случае победы бунтовщиков. Наблюдая за ним исподволь, я уверился, что Мокишевым управляет голый расчет, он был из тех хитрованов, кои не верят ни в бога, ни в черта, а только в собственную выгоду. Мне Богдан не доверял, я платил ему той же монетой. Между нами установилось шаткое перемирие, в любой момент могущее завершиться войной.
В один из минувших дней я, забыв какую-то безделицу, вынужден был возвратиться в дом перед намеченной поездкой и застал в своей комнате милейшую ключницу, без всякого стеснения рывшуюся в моих вещах. Увидев меня на пороге, она, сообразив, что отпирательства бесполезны, взгромоздилась на мою постель, шустро подобрала юбки и обнажила полные, но все еще стройные ноги. Она расставила их как можно шире, чтобы я мог обозревать во всех ракурсах то сладкое место, каковым располагал Богдан Иванович и коего вожделел Северьян. Догадаться о том, что у нее на уме, было несложно. Уверенная в своей неотразимости она замерла, водя язычком по полным губам. Не скажу, что не шевельнулось во мне желание притиснуть вдовушку покрепче, но я твердо помнил для чего прибыл сюда и чем рисковал. Улыбаясь как можно располагающе, я приблизился к кровати и, цепко ухватив прелестницу за плечо, сдернул ее с покрывала, чтобы быстро препроводить за дверь.
