Площадка разваливалась, но Валери продолжала сидеть на скамейке, и разрушение не касалось ее. Вдалеке, за деревьями она заметила фигуру, которая смотрела на нее сквозь пелену дождя.
–Мама! Мама! – Валери вскочила и побежала в ее сторону, но чем ближе она подбегала, тем дальше становилась фигура. Несправедливая и неестественная пропорция, которая загоняет тебя до смерти, если не примешь поражение.
–Мама! – в последнем крике нашло выход все ее отчаяние.
Фигура растворилась в воздухе, и воздух растворился вслед за ней. Земля медленно уходила из-под ног, и картинка менялась. Но ей было все равно – она навсегда застряла в прошлой.
Кто-нибудь меня любит???
Сверху на нее смотрело черное холодное небо. Издалека слышалось пение неизвестной птицы. Последняя звезда погасла. И тогда Валери сбил с ног удар молнии: все видимое пространство превратилось в непроглядную тьму. Она видела перед собой лишь кривой, раздавленный диск солнца, который ехидно улыбался. ХА-ХА а ты сейчас умрешь! ХА-ХА сейчас умрешь! ХА-ХА-ХА. Все внутри сжималось, и неприятное ощущение потом перешло в сильнейшую физическую боль: будто чья-то рука копошилась во внутренностях, будто череп медленно распиливали, медленно вбивали в него гвозди. Она сжала руки в кулаки и зажмурилась, и все ее существо только и желало, чтобы боль прекратилась.
Валери больше не чувствовала своего тела, но к ней вернулась способность трезво мыслить. Она подумала о своем отце. Что бы он делал, если бы она умерла? Скорее всего, ему было бы не очень приятно об этом узнать. Но зато не нужно было бы никого разочаровывать, никого сдерживать, ограничивать в средствах. Не пришлось бы тратить эти средства на лишнего человека, которого сам же приучил жить на широкую ногу. Вот она – экономия, в чистейшем своем проявлении. Нет человека – нет проблем. Может быть, без нее его дела каким-то чудом наладились бы; может быть, она какими-то своими действиями затормаживала их прорыв вперед, и отцу следовало бы не руководствоваться ее советами, а попросить их у человека, лучше знающего толк в вопросе? Нет, полная чушь. Она была его единственным спасением, без нее бы он давно загнулся. Беспросветная тьма – вот что ждет его впереди, если ее не будет рядом. Ведь правда в том, что он ни одной стоящей вещи не может сделать сам, кроме как спустить последние деньги семьи на бутылку какого-то дерьмового вина.
ХА-ХА а ты сейчас умрешь!
Этот жуткий смех все еще летал над ней, когда кто-то ударил ее по щеке и начал трясти за плечи. Сразу после этого ей в лицо брызнули водой.
–Твою мать! – услышала она крик Виды. Она была в панике. – Твою же мать!
–Передай шприц. И давай сюда, подержишь ее голову.
Валери увидела Генри, который что-то вколол ей, а потом стал щупать пульс на шее. Она лежала на том же диване, на который ее посадили в начале вечера, и ей было невероятно, жутко холодно.
–Черт, ну почему?! – повторяла Вида, приподнимая ее голову, когда Генри подносил к ее рту стакан с жидкостью, горькой на вкус. Валери с трудом выпила. Ей казалось, что ее вот-вот стошнит.
–Что теперь? – спросила Вида. Она дышала часто, порывисто.
–Подождем пять минут, должно быстро стать лучше. Она уже приходит в себя.
–Да? Ну и хрень… – Она присела на диван, но тут же вновь вскочила. – У нее были судороги, ты сам видел. Она вся холодная. Кто знает, может быть, еще пять минут – и нам всем был бы конец. Блин, я не хочу из-за этого сесть.
