– Это кто приехал? – спросил он у проходившего мимо рабочего.
– Да барин приехал, – нахмурив брови, тот заскрипел зубами, – надсмотрщику нагоняй дает.
Возле ворот ходил человек в сером кафтане.
– Пустите меня к пану Миклашевскому.
– Куда тебя пустить? – ехидно оскалился желтыми зубами тот.
– К хозяину завода.
– А, это ты, кузнец? – послышался голос помещика.
Андрей поздоровался и низко поклонился.
– С чем пожаловал? А то мне уже ехать надо.
Пан Миклашевский все еще был под впечатлением проверки, устроенной им на заводе, и учиненного нагоняя управляющему. Услышав просьбу, которая прозвучала для него как гром среди ясного неба, сначала пришел в ярость, но потом опомнился, сообразив, что юноша ни в чем не виноват, и сменил гнев на милость.
– Говоришь, по душе она тебе?
– Да! – кивнул Андрей.
– Ну, тогда ты готов пожертвовать волей и пойти ко мне в крепостные, чтобы жить вместе с моей холопкой?
– Я не знаю, – растерялся тот.
– Вот то-то и оно, и я не готов тебе ее отдать, – он оценивающе разглядывал просителя, как разглядывают собак или лошадей перед покупкой. Ничего личного – привычка, выработанная годами. – Что же делать? – притворно посокрушался помещик, не сводя колючего взгляда с Андрея. – Люди вы хорошие, кузнецы на всю округу известные. Понятно, что в надежных руках Елена будет. Да вот только не могу я ей вольную дать, понимаешь? Не могу! Моя она!
Он с трудом забрался в бричку.
– Михаил Павлович, проявите милосердие.
– Я ж тебе сказал! – рявкнул Миклашевский. – Выкинь Еленку из головы, тебе что, других девок мало? Вон какие казачки по селу ходят, залюбуешься.
– Мне они не по сердцу! – с вызовом сказал Андрей. В горле пересохло, хотелось плакать. Он не мигая смотрел на помещика.
– Пороть тебя надо, тогда и любовь пройдет! Совсем с ума посходили. Гони! – крикнул пан кучеру и уехал прочь.
Андрей на ватных ногах побрел обратно в кузницу… Вечером он отправился к Елене, та ждала его в условленном месте.
– Ну как, поговорил с паном? – тревожно спросила она.
Он растеряно развел руками:
– Поговорил. Отказал помещик, жалко ему тебя отдавать, ты ж его собственность.
– Я знаю.
– Остается только бежать в другую деревню, поближе к полякам, чтоб нас никто не нашел.
– Найдут, еще как найдут. Вернут обратно к пану и выпорют – и тебя и меня.
– Делать нечего, подождем, что дальше будет. Может, смилостивится пан помещик? – грустно улыбнулся Андрей и обнял любимую.
Весной в кузнице полно народу, сельчане готовятся к севу. Кто плуг везет в ремонт, кому лошадь подковать надо, кому готовить серпы и косы. От зари и до темноты стучали молотки по наковальне. Горячая пора. Усталые и голодные приходили домой отец с сыном. Андрей в заботах уже стал забывать разговор с помещиком, только где-то глубоко в душе еще тлела надежда, что пан образумится и согласится отдать ему в жены Елену.
Перед заходом солнца к хате Гнатюка подъехал управляющий Миклашевского, бодро спрыгнул с брички, крутанул русой бороденкой и, держа в руке плетку, направился к двери.
– С какой радостью прибыл? – спросила ехидно Глафира, стоя у плетня.
– За дочкой твоей приехал. Пан приказал привезти ее в Стародуб к новому мужу.
– Ты что, спятил? Да у нее и старого нет. Она ребенок еще.
Вперед вышел Степан. Трезвый, в стираной рубахе, он, напрягая все свои силы, сказал:
– Шутка сказать, девице еще пятнадцати годков нет, а ее уже замуж отдают. Девка еще в куклы не наигралась, а уже в кабалу. Не дам дите поганить.
