– А-а-а, – понимающе закивал Ефим, – помянуть умершего – святое дело.
Коптили керосиновые лампы, булькала разливаемая по рюмкам водка, звенели медяки, стучал в каморке хлебный нож. В воздухе витали запахи лука, жареного мяса и перегара. Бегали вокруг столов половые, пустели в шинке винные полки. Становилось шумно и тесно.
Степан напился быстро, стал плаксиво жаловаться Еремею на жену, на пана Миклашевского и на свою судьбу. Тот смотрел на собеседника безразличным взглядом; рубаха, борода и усы Еремея были обсыпаны хлебными крошками, к тому же он громко стал икать и, подперев голову кулаком, все вздыхал:
– А я вот своему пану доход приношу: и на маслобойне работаю, и водку его пью.
Ефиму это не понравилось. Он вдруг вспомнил прошлогоднюю ссору с Еремкой, когда здесь же, в шинке, дал ему в долг на водку, а тот долг не вернул, заявив, что ничего не помнит. Честно признаться, и Ефим с трудом припоминал то давнее событие. Вроде Ерема брал деньги, а вроде и нет.
Некоторое время Ефим молчал, потом вдруг бешено завращал глазами, поднялся со скамьи, закачался и вновь сел, опять поднялся и вновь сел. Собрав всю силу в ногах, наконец встал, схватил Еремея за грудки, поднял с лавки и толкнул. Вялое непослушное тело шлепнулось на пол. Но уже через пару минут Еремей медленно, неловко поднялся и встал во весь рост. Ефим, тяжело ступая, подошел к нему вплотную, глаза его налились кровью:
– Ты помнишь, гаденыш, как долг мне не вернул в прошлом году?
– Не помню, – неохотно ответил Еремей, – что тут помнить? Я ничего у тебя не брал.
Костистый кулак Ефима, описав дугу, врезался в скулу. Еремей с грохотом повалился на пол. У него пошла носом кровь.
Половой, заложив ногу за ногу, привычно замер у прилавка, наблюдая за происходящим. Степан пытался утихомирить драчунов, но был слишком пьян. Он опустился на лавку и шевелил губами, словно молился. Стиснув зубы, Еремей сморщился, нахмурил брови и – откуда только прыть взялась! – ринулся на обидчика и ударил по голове. Ефим не ожидал удара и упал, словно мешок с картошкой.
Семен, подхватив руками штаны и прижимая к животу топор, быстро выбежал на улицу и, не оглядываясь, поспешил к своему дому.
Заезжий мужчина в мундире смотрел на потасовку. Кто кого бил, не понять. Потом незнакомец сплюнул и нарочито равнодушно отвернулся к окну. Но вскоре ему надоела пьяная возня, и он грохнул кулаком по столу:
– Отставить! Половой, утихомирь их! Отдохнуть нормально людям не дают.
Драка прекратилась. Дебоширы, тяжело дыша, поднимались с пола. Отряхнувшись, сели на лавки. У Еремея из носа бежала кровь, он поднял из-под стола кусок грязной тряпки и зажал нос.
К ним торопливо подбежал шинкарь и с ухмылкой на тонких губах спросил:
– Что тут у вас стряслось?
– Убери этих холопов! – брезгливо поморщившись, сказал мужчина в мундире. Лицо его покрылось красными пятнами, он всем своим видом выражал недовольство сложившийся ситуацией.
– Какого ляда ты к нам лезешь?! – огрызнулся Степан, вступая в спор.
Незнакомец осуждающе покачал головой и, снова отвернувшись, стал смотреть в окно.
– Да бросился на меня ни с того ни с сего, – оправдывался Еремей. – Я испугался и двинул ему.
– Слабак он, – поддакнул Степан, вытирая ладонью мокрые губы.
Ефим очнулся, в глазах его показались слезы, тело охватила дрожь. Чтобы какая-то вшивая сволочь била его?! Он медленно встал и, подавшись вперед, широкой ладонью схватил Еремея за горло. Но тут вмешался половой и разнял пьяных драчунов. Еремея посадил за стол, а Ефима повел на выход.
