Пару дней я была погружена глубоко в себя и с трудом заставляла себя реагировать на внешние раздражители, а потом понемногу ожила и уже больше не выпадала из реальности. Походил к концу третий месяц лечения, пора было подумать и о себе.
Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что никогда не стану прежней, и четыре года дружбы с опиатами не прошли для меня бесследно, но, вероятно, мой вечно халтурящий ангел все-таки напоследок подсуетился, и по сравнению с некоторыми товарищами по несчастью я находилась не в таком уж и плохом положении. Во-первых, мне удалось благополучно избежать заражения СПИДом и прочими типично наркоманскими болезнями, несмотря на то, что я была грешна в использовании чужого шприца, а во-вторых, у меня осталась трехкомнатная квартира в центре столицы, продав которую, я надеялась не только приобрести скромненькую жилплощадь где-нибудь в микрорайоне, но и на оставшиеся деньги безбедно перекантоваться до завершения процесса социальной реабилитации.
Для того, чтобы не выделяться на общем фоне, как пингвин в стае розовых фламинго, мне пришлось еще и заново учиться говорить. Звучит смешно, но так оно и было. Общение с лечащим врачом Михайловым по прозвищу Потапыч, моментально выявило, что за исключение всяких «чеков», «баянов» и прочих лексических единиц, обозначающих сопутствующие наркопотреблению понятия, мой словарный запас был так же скуден и убог, как продовольственные запасы во время массового голодомора. Я была бесконечно признательна всем тем, кто разглядел в деградирующей наркоманке когда-то умную, начитанную девочку, окончившую школу без единой тройки в аттестате и с блестящими результатами вступительных экзаменов пополнившую студенческий контингент ведущего столичного университета. Потапыч таскал мне книги из дома и по прочтении заставлял меня пересказывать ему содержание, он обсуждал со мной новости экономики, политики и культуры, он решал со мной кроссворды и логические задачки и радовался каждому моему достижения больше меня самой. Уже почти перед выпиской я, наконец, смогла по достоинству оценить, насколько гуманным был вынесенный мне судебный приговор: принудительное лечение, яростно отвергаемое мной на этапе поступления в стационар, дало мне второй шанс, и с моей стороны было бы высшим идиотизмом его упустить.
Я вышла за ворота наркологии ранней весной и бодро пошлепала домой по черному изъезженному снегу. Пронзительно яркий свет с непривычки бил в глаза, и я подолгу стояла в неподвижности, пытаясь приспособиться к бешеному ритму миллионного города. По пути к автобусной остановке мне несколько раз отчаянно сигналили спешащие водители. Я пребывала в таком смятении, что элементарно забывала следить за переключением сигналов светофора, но к счастью, все обошлось без происшествий, и в центр я доехала достаточно быстро, правда до того засмотрелась из окна на мир, в котором мне отныне предстояло жить полноценной жизнью, что чуть было не пропустила свою остановку.
Возвращаться в тот двор, где большинство соседей знает тебя, как вконец опустившуюся наркоманку по кличке Дива, организовавшую настоящий притон в своей квартире, и доказывать всем, что на самом деле ты добропорядочная гражданка Римма Дивина, раз и навсегда покончившая с маргинальным образом жизни, я была откровенно не готова, и потому прошмыгнула в подъезд тихой сапой, не обращая внимания на заинтересованные взгляды насторожившихся кумушек. Поднялась на третий этаж, запоздало удивилась, что входная дверь распахнута настежь, а изнури доносится странный дробный перестук, и на автопилоте шагнула в прихожую.
