То, что Ева ляпнула, не подумав, было заметно по ее растерянному виду. Но в целом, ничего сверхъестественного в ее вопросе не прозвучало.
— Со шлюхами и грязными девочками так и нужно, Ева. Их нужно очень жестоко наказывать.
— Тогда чем же я это заслужила? — осмелела брюнетка.
— А ты еще скажи, что тебе не понравилось. С тобой, насколько я помню, не жестили. Сэм, кажется, очень старался, — я растянул свою довольную морду в улыбке, вспоминая, как эта «расхитительница» глазки закатывала, пока мой друг отрывался между ее ножек по полной.
Ева покраснела. Промолчав, она сглотнула, втягивая свои румяные от стыда щечки. Она каждый раз так делала, когда нервничала. И не заметить это было нереально.
— Это какое-то отклонение, Яннис. Когда нравится подсматривать. Ты знаешь об этом? Алиса поэтому от тебя сбежала? Потому что ты извращенец?
— Ты так расхрабрилась, потому что вокруг нас сидят люди? — она не ответила, но явно занервничала. — А я думал, все девочки мечтают о том, чтобы их трахнули сразу двое.
Женщина лет сорока за соседним столиком заерзала на стуле, подавившись бульоном. Лапшичка из супчика выстрелила из ее ноздрей. Я прямо-таки почувствовал, как заскрипели и затрещали скрепы бедной женщины. Наверное, мне стоило говорить тише, но мне было неважно, слышит нас кто-то или не слышит. Их проблемы. И вообще, не хрен чужие разговоры подслушивать всяким монахиням!
— Ты знаешь, почему мы с Алисой в разводе, Ева? Потому что эта сука изменяла мне. Благодаря мне и моему имени она получила все: рестораны, отлаженный бизнес, статус деловой и самодостаточной женщины, которая якобы сама себя сделала и слепила. А муж и его связи — это так, «мимокрокодилы». Она вышла за меня по залету. Как же это произошло, если мы предохранялись? Загадка? Или цель, к которой она так стремилась?
Я замолчал на то время, пока официант расставлял наши напитки и кучи тарелок. И лишь потому я остановился, что его невинные «детские» ушки свернулись бы в трубочку от всех подробностей, а рученьки задрожали бы. А ходить в борще или что у нас там плескалось в супницах, у меня не было никакого желания. У Евы, думаю, тоже.
— Вот и скажи мне… Женщина, изменяющая мужу, пока он думает, что она шоблается по спа-салонам и фитнесам, это разве не шлюха? Что ей, ножки целовать надо и пыль с плечиков стряхивать мягкой щеточкой? А по мне, такие заслуживают самого пренебрежительного отношения... К тому же, она сама напросилась. Сначала Алиса держала меня за дурака и просила прощения, потом стала его отсасывать. А когда до ее рыжей головушки доперло, что я все знаю, я, не жалея, засаживал ей по самые помидоры.
— Ты что, изнасиловал ее?
Румянец с щек капитанчика испарился, а глазки выпучились. Ева побледнела. Могу представить, что она себе напредставляла. Неужели о себе сразу подумала? Глупенькая девочка... не понимала, что ее и пальцем никто не тронет без ее же согласия.
— Скажешь тоже! — я сгреб сметану в красный наваристый борщец, от души приправленный зеленой петрушкой и черным перцем-горошком. — Всего лишь подарил ей столько секса, сколько ей не хватало в браке. А моя дочь, за которой она так опрометчиво прислала такого охеренного «специалиста», ей нужна только из-за денег. Сама-то Алиса теперь в глаза мне смотреть боится. Куда уж тут попрошайничать? А так, под видом благого дела и безмерной любви к Лине продолжила бы мои денежки тринькать. Ее-то бизнес по документам ко мне переходит... Так что, пусть дальше боится!
