На солнце и в тени - страница 80

– А как насчет Трумэна?

– Мы над этим работаем. Он не любит причудливых вещей, но любит добротные. Один из наших кожевников живет в отеле «Карлайл» по соседству с Джо Мичелли, парикмахером и другом Трумэна, но это вопрос деликатный.

– У моих родителей аллергия на багаж, – сказала она. – Мы не любим тяжести. Но когда видят что-то красивое, они это признают.

– Я тоже, – отозвался Гарри. Щеки у нее заалели, этот цвет русские называют «кровь с молоком», и ему он ужасно нравился. – Я сегодня вышел с рюкзаком, а потом зашел и купил его.

– Удобно, должно быть, владеть «Кожей Коупленда».

– Сегодня – да. – Он сделал паузу, пережидая, пока в открытые окна громыхал встречный поезд. – Кэтрин? – Он наслаждался, произнося ее имя.

– Гарри? – А она – его.

– Что ты сказала своим родителям?

– О тебе? А как ты думаешь, что я им сказала?

– Я думаю, ты сказала, что я тебя люблю и хочу на тебе жениться. – Прежде чем она ответила, колеса простучали по стыкам рельс двадцать три раза.

– Так я и сказала.

Билли Хейл родился знойным февралем 1888 года в гавани Рио-де-Жанейро, в лазарете военного корабля США – судна с гребными колесами, мачтами и парусами. Теперь, в пятьдесят восемь, он и его друзья-ровесники разумно ожидали, что умрут в ближайшие пять или десять лет. Под бременем этого ожидания он, как и многие люди его поколения, растерял большую часть огня, которым ему удалось запастись, несмотря на молодость, когда его еще не трогала близость смерти.

Он любил свою дочь, единственного ребенка, и наблюдал, как время и сила обстоятельств неотвратимо отдаляют ее от него, чтобы она могла начать жить своей собственной жизнью. Не вынуждаемый бороться, никогда не бывший слишком честолюбивым и ясно понимавший, что, даже будь он честолюбив, несколько оставшихся ему лет подняли бы его поползновения на смех, он был обречен. Если не считать того, что в силу то ли природы, то ли просто порядка вещей его заново влекло к жене, порой даже сильнее, чем в первые дни их брака.

Эвелин Хейл была на десять лет моложе своего супруга и каким-то чудом сочетала в себе утонченность и несгибаемость, доброту и суровость. Белокурые волосы она зачесывала назад, но при этом в ее внешности не появлялось ничего лошадиного, как часто бывает; одевалась она великолепно, казалась всегда накрашенной, надушенной и при драгоценностях и лишь недавно поняла, что вернувшаяся одержимость мужа ее физической привлекательностью умрет вместе с ним. На людях она относилась к нему с безразличием, омрачаемым легким намеком, будто ее раздражает все, что бы он ни делал, а это совсем не было правдой, а он, стараясь, как и она, оградить их частную жизнь от посторонних, вел себя по отношению к ней так, словно она не более чем пресс-папье. Но наедине их отношения были близкими и доверительными. В последнее время то, свидетелями чему становились их кровать, бассейн, а также пустынный пляж, стало выглядеть как отчаянная смертельная борьба. Как-то раз, вся потная, она спросила:

– Билли, что на тебя нашло? Ты что, лосось или вроде того? – А потом прошептала себе под нос, хотя они и были одни: – Ты чертова морская черепаха.

– Морская черепаха? Это комплимент?

– Думаю, да.

Он действительно ощущал себя лососем, морской черепахой или электрической лампочкой, которая ярко вспыхивает перед тем, как перегореть. Поскольку он происходил из известной семьи, от него всегда ожидали чего-то большего, меж тем как он мало чем отличался от любого другого человека. Он любил жену и ребенка, ценил красоту и роскошь своей жизни и хотел, чтобы это продолжалось и дальше. Чтобы это перешло в дар его наследникам, как он сам в свое время получил этот подарок. Мужества у него было не меньше, чем у всех остальных, но, поскольку у него не было возможности это проверить, он в себе сомневался. Сейчас ему надо было встречать дочь и ее неожиданного жениха. Он считал, что после войны прошло еще слишком мало времени, чтобы можно было позволить себе разъезжать на «Мерседесе», за исключением ночных вылазок, которые он предпринимал для поддержания автомобиля в рабочем состоянии. «Роллс-Ройс» показался ему для этой цели слишком шикарным, поэтому он появился на станции Ист-Хэмптон в темно-зеленом, блестящем хромом «МГ»