На ступнях и копытах - страница 31

Кентавр прилежно уставился в пустой лист. Приплыли, называется! Но Имир не прогадала с выбором соучастника авантюры. Несмотря на возникшие у Джаста ранее сомнения на счёт собственных интеллектуальных способностей, он быстро раскусил план девушки.

Соорудив «серьёзное лицо», парень сосредоточенно провел пальцем по планшету, словно просматривая список, и, откашлявшись, деловито доложил:

– Доктор Блесс, в соответствии с предоставленным планом для экспертизы нам потребуется: триста грамм говяжьего фарша, один килограмм куриной голени, пятьсот грамм говяжьей печени, пятьсот грамм филе баранины…

– Ассистент? – остановила Имир вошедшего во вкус кентавра.

– Да?

– Думаю, достаточно. Нам пробы и в других точках собрать необходимо.

На обращенном к Джасту лице врача отчетливо читалось «хватит наглеть». Парень неохотно оторвался от планшета.

– Вы правы, доктор. Тогда добавьте двести грамм свиной вырезки и хватит! – мстительно закончил кентавр. Гулять за чужой счёт, так гулять!

Аспирантка едва заметно покачала головой. Люди, кентавры – стоит им вкусить халявы и их не остановить.

– Будет исполнено!

Лезвие ножа замелькало с молниеносной скоростью.

– И, будьте добры, завернуть, каждую пробу отдельно. И подписать не забудьте, – напоследок попросила ветеринар и, обернувшись к Джасту, негромко произнесла: – Учись, студент!

Парень беззлобно ухмыльнулся, спустив девушке столь снисходительный тон. Они набрали продуктов на большую сумму, чем та, которую он посеял. А правду говорят, никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.

– Вроде держится, – Имир отошла на пару шагов и внимательно изучила Джаста, – м-да, теперь ты молоковоз.

– Знаешь, я как-то не рассчитывал, что нам всучат целый бидон молока, – поправляя закрепленный на проходящих через подгрудок ремнях напоясной (напоясной относительно человеческой части туловища и плечевой относительно лошадиной) сумки бидон, сконфуженно признался Джаст, – мне и пары бутылок хватило бы с лихвой.

– Говорила тебе не жадничать. Теперь будешь пить молоко на завтрак, обед и ужин. Прокипятить не забудь.

Девушка закончила укладывать халаты в сумку. Самый большой кошмар парня закончился, и он снова стал выглядеть приличным кентавром. На Имир из рабочей одежды тоже остались одни резиновые сапоги и очки.

– Я тут не при чём! Виной всему ты!

– Я?! – неподдельно изумилась аспирантка.

– Ты! – убежденно повторил Джаст. – Пакля, ты просто себя со стороны не видишь. С твоей миной милое дело заниматься рэкетом на большой дороге! Кентавры сразу думают, что им кранты, а когда узнают, что ты жаждешь их товар, а не крови, готовы сплавить тебе последний гвоздь, лишь бы убралась! Слушай, а ты не задумывалась о работе санитарным инспектором? Туда берут бездушных и непрошибаемых. Уверен, ты станешь работником года!

– Считаешь? – Имир задумчиво почесала переломанный нос. – А я и не отдавала себе отчёта. И не думала никого стращать. Оно само выходит. Неосознанно.

Джаст внимательно посмотрел на врача.

– Скажи, у тебя в роду есть северяне?

Кентавру хотелось подтвердить или опровергнуть давно мучавшее его предположение.

– Есть. Отец с Севера, – настороженно прищурилась девушка. – Но с чего вдруг такие догадки? В том, что во мне пробегала северная кровь, можно заподозрить разве по голубому цвету глаз. Маловато для вынесения вердикта на счёт моей родословной.

– О нет, в самый раз, поверь! – заверил Имир кентавр. – Однажды к нам в Шайко занесло группу северян. Целое событие для города было! Где Север, а где – мы. Тут с роду никто северных людей не видел. Они были беженцами и держали путь на Юг. Ты-то по своему отцу знаешь, что северян невозможно спутать с иной национальностью. Белоснежные во всем. Волосы, брови, ресницы, кожа – будто их в молоке выкупали. Но меня жестоко поразило другое – непримиримый лёд в глазах. На Западе ведь тоже полно голубоглазых, но не таких. У них глаза цвета неба, цвета моря, но не цвета холода. Стоит северянину на тебя посмотреть, и ты чувствуешь, как мёрзнут кости, а в венах стынет кровь. Словно через твоё тело проносится нордовый ветер, унося за собой тепло тела. И ты цепенеешь, застываешь на месте, во времени, в мире. Север – жестокий край. Наши прожаренные солнцем пустыни не сравнятся с вечной мерзлотой тех земель. Там выживают самые сильные. Мне кажется, сила духа и пережитые невзгоды передаются у северян с кровью. Старый, молодой или ребёнок – у них одинаково читается во взгляде закаленная жёсткость. И у тебя такие же глаза. Для твоих лет они не в меру взрослые. Словно пережить тебе пришлось побольше многих. Это неосознанно пугает и отталкивает других существ.