– Хороший у тебя дедушка.
– Да. Я его люблю, хотя не согласна с его взглядами. О чём не заговоришь, он всё сводит к божьей воле: «Почему так?» – «Потому что бог устроил и тебя не спросил».
– Я заметил, у него от природы крепкий ум и видно, что много думал о жизни.
– Он потому и работал всю жизнь физически, чтобы было время размышлять. Говорит: «Тащишь мешок на горбу, а голова-то свободная!»
– И всё же старым людям, даже самым умным, не хватает образования. На одном своём уме далеко не уедешь. Уму нужна пища, а для этого надо много знать, читать, сопоставлять мысли великих людей и делать свои выводы.
– Уф, как жарко!
– Слушай, Алиса, пойдём в Екатерининский сад, там хоть тень есть.
– Я бы с удовольствием, но родители в колхозе, дедушке нездоровится, надо ему приготовить поесть.
– Приходи тогда на выпускной вечер.
– А можно?
– Конечно можно!
– Приду, если дедушке не станет хуже.
– Тогда до вечера?
– До вечера! – и она, чуть привстав на цыпочки, чмокнула его в щёку.
– Я зайду за тобой.
– Хорошо.
– Подожди!
– Что?
– Не знаю. Просто не нагляделся на тебя…
– Пойдём тогда ко мне. Порепетируем «Коварство и любовь», – предложила Алиса.
– Эх! Не могу. У отца с матерью выходной, они ждут меня крышу ремонтировать – с весны протекает.
– Тогда иди.
– Как не хочется с тобой расставаться!
– И мне… А надо.
– Кто сказал, что надо?
– Ты сказал, что крыша протекает.
– Крыша подождёт.
– Ты сказал, что тебя родители ждут…
– Я передумал. Пойдём в Екатерининский садик!
– Пойдём.
Пришли в городской сад к постаменту, на котором ещё недавно стоял трон с восседающей на нём Великой Екатериной6, держащей в правой руке свиток указа о приглашении в Россию немецких колонистов.
Так выглядел памятник Екатерине II в Марксшдате до 1931 года. Памятник был восстановлен 29 сентября 2007 года
В тени огромного старого дуба Сашка остановился и сказал:
– Алиса! Знаешь, что я больше всего хочу?
– Не знаю, но догадываюсь…
– Да, я хочу поцеловать тебя. Можно?
Алиса оглянулась:
– А никто не увидит?
– Сейчас даже птицы не летают, и мухи попрятались, не то что люди…
– Тогда можно, – сказала она почему-то шёпотом.
И они долго целовались под сенью старого дуба, и время для них остановилось.
– Как хорошо! – сказала Алиса.
– Oh Augenblick! Verweile doch!7
И Сашка к неудовольствию родителей пришёл домой только к обеду…
В то время как Сашка с отцом меняли разбитый лист шифера на крыше, из-за Волги, меча в землю сверкающие клинки молний, со злым грохотом поднималась чёрная туча. Они едва успели закончить работу и спуститься вниз, как подул свежий ветер, пахнущий травами заречной степи и волжской влагой. В небе что-то взорвалось, рассыпалось, раскатилось, и тут же хлынул дождь.
В семь часов Майер, как обещал, зашёл за Алисой. С висячих веток берёзы, с крыш дома, летней кухни и пригона стеклянными бусами падали капли прошедшего дождя. Ушедшая туча глухо ворчала на востоке, выглянувшее солнце, разрисовало её яркой радугой.
Кроме Алисы и деда Соломона в доме был мужчина лет пятидесяти, седой, пучеглазый с глубокой вмятиной рядом с острым кадыком.
Сашка поздоровался, и он ответил скрипуче, как скворец с весенней ветки:
– Здравствуйте, молодой человек!
– Александр, это мамин брат дядя Жорж. Он приехал в отпуск из Киева. Дядя, – это мой друг Саша Майер.
– Не сын ли Эдуарда Майера?
– Да, моего отца зовут Эдуард Людвигович.
– Мы воевали вместе с ним на турецком фронте, а потом служили в Конной армии Будённого. Бились с белополяками, дошли до самой Варшавы.
