Пока концессионеры пили, ели, в квартиру гости подоспели. Остап немного подкрепился, в борьбу за денежки включился, у каждого спросив:
– В каком полку служили?
Остап сказал заветные слова: заграница нам, друзья, поможет. И кулачище дворянина сильней, чем большевистская спина.
Последним гостем был Кислярский. Он не служил в полку. Из болтовни Остапа он уловил всю суету.
«Два года, в лучшем случае», – подумал он.
Остап так ловко всех убалтывал и говорил опасные слова.
– Тайный союз «Меча и орала», – он прошипел как горная змея.
«Десять лет» – мелькнула тайная мысль и умчалась, словно мышь.
Остап услышал у него в душе трусливый визг поверженной собаки.
«Ну, ладно, меньше чем за сто рублей, ты не уйдешь отсюда, дуралей».
– Граждане, – сказал Остап, зевая. – Жизнь диктует волчьи нам права. Цель собрания ужасно свята. Посочувствовать беднягам, как и я. Ах, друзья, протянем руку помощи детям-сиротам – цветам огня.
Жалобная песнь о беспризорниках проливалась пивом со стола.
– Я приглашаю сделать взносы поскорее. Помощь только детям, к ним любовь.
Тут Ипполит надул фигуру, и зашуршали денежки без слов. Обрывая лепестки на розах, срывая с каждой головы «пучок волос», два сотоварища по партии срубили денег на пятьсот рублей. Для конспирации разбились на два лагеря. Старинный кавалер заночевал прям здесь. А молодой кобель к извозчику залез. Пятьсот рублей в кармане горели как рубин. Решил Остап повеселиться и воздухом ночным опохмелиться. Первый питейный полустанок мигал потухшею зарей. Лошадь подковы посбивала, извозчик попусту кружил. То ресторан закрыт был с вечера, то улица исчезла словно дым. Рассвет бледно расплывался на лице богатого страдальца.
– В гостиницу! – скомандовал сквозь зубы он.
Чертог вдовы сиял. Во главе стола сидел король марьяжный, как крендель. Он был пьян и элегантен. Взор далек и чист, как лед. Мысли где-то у китайских, нет, турецких берегов. Молодая, лет за тридцать, хороша была собой. Мужа очень обожала, но и страх к нему питала. Посему его звала по фамилии всегда. Друг ближайший – жених – сидел на стуле, как блоха. Щупал, лапал, обнимал, чуть рассудок не терял.
В это время женишок говорил восьмой стишок. Пили, ели до упаду. Расходилися толпой. Ипполит шепнул Остапу:
– Не тяни кота за лапу. Все брильянтики мои запакованы как сны.
– Вы, стяжатель! Жди меня после брачной ночи, да!
В пять утра Остап явился было, чуть не запылился.
«Как вам это удалось?» – Ипполита взгляд без слов.
– Очень просто. Спит вдова, видит сон в рамках огня. На столе лежит записка: «Суслик отбыл дня на два».
Разорвали стул в минуту, словно тигр петуха. Стул напоследок кукарекнул, и пять пружин запели вальс слона. Брильянтов там в помине не было. Волною смыло этот шанс. Пружины долго и протяжно склоняли «шею» в реверанс.
Им-то ладно, а вдове обошелся стул вдвойне. Золотой дутый браслет, ложка, брошка и предмет прихватил с собой Остап, просто это своровав. Где-то ровно через час поезд нес их в сказку – сад. Этим садом им была столица нашей родины – Москва.
В Москве средь океана стульев есть стул с начинкою одной. Конечно, это не айва, не персик, даже не долма. А россыпь милых сердцу всем огромных денег драгкамней. Статистика знает все. Сколько мужчин ходит в пальто. Сколько средний гражданин выпивает водки. И у скольких людей от этого рак глотки. Сколько в мире кто съедает, сколько от переедания умирает. Сколько толстых и худых, умных и совсем дурных. Сколько бешеных собак и ворчливых женщин. Сколько в мире просто так топятся в прудах. От статистики не скроешься никуда. Она точно знает, каких размеров озоновая дыра. Знает о количестве зубных врачей, проституток, дворников. Сколько на севере дней – время белых ночей.
