Чтоб знали наши дети, внуки,
Что все служили мы Иуде».
Ильич опять наш разозлился:
«Учитель, ты ума лишился,
Партийный выкинешь билет,
Дадут тебе пятнадцать лет.
В тюрьме зажжёшь свой яркий свет,
Портрет вновь будет амулет,
И будут помнить твои внуки,
Как ты прислуживал Иуде».
Учитель вновь кричит, халдей:
«Один позор от вас, вождей,
Гонять в аду вам всех чертей,
Не видеть вам простых людей.
В аду горит он на костре,
Вот потому и жарко мне,
Снимай портрет, – кричит, – быстрей,
Чтоб не смотрел он на детей!
Он с детства всех детей зовёт,
Затем берёт всех в оборот,
В бесовские свои дела,
Вот и в развалинах страна».
«Враньё, – Ильич наш говорит, —
В стране такой прогресс стоит,
Сорвался со стены портрет,
Отсюда и в квартирах свет».
Учитель вновь тому портрету:
«Ты чушь несёшь по белу свету,
В руинах церкви все стоят,
А он мне всё про светлый взгляд.
Есть человек, душа плюс тело,
А есть страна, где наша Вера,
Есть церковь, Бога благовест,
Над храмом с ним распятья крест.
Душа страны есть наша Вера,
Прогресс страны есть наше тело,
Но смертно тело без души,
Как ты его не тормоши».
Ильич наш перлы произнес:
«Спроси учитель, вон завхоз,
Что будет со страной родной»
А надо мной опять Святой.
«Скажи, завхоз, малыш наш славный,
Как возродить нам храм наш главный,
Как Веру нам в народ вернуть,
Чтоб светлым был наш к Богу путь?».
Стою и слушаю я брань,
Кому нужна такая рвань,
На Русь Святую замахнулись,
В гробах Святые повернулись.
А наш учитель неспроста,
Рубить портрет начал с плеча,
В тоннеле свет он увидал,
Наверно, Бог к себе позвал.
Я вновь в окно смотрю на Храм,
Тебе, Ильич, позор и срам,
России душу ты сгубил,
В руины церкви превратил.
Придёт пора, всё восстановим
И вороньё с церквей прогоним,
Откроем двери в Светлый Храм,
За радость эту всё отдам.
Твои слова да Богу в уши,
Учитель наш ты пресловутый,
Ты просишь малого совет,
А сам – донос на педсовет.
Зачем нам главный возводить,
В окно смотри, наш храм стоит,
Стоит один, как сирота,
Нет звонницы и нет креста.
Ты лучше всех бы нас призвал,
Я б инструменты всем вам дал,
И вместе шумною толпой,
Отмыли б храм наш в выходной.
А в следующий выходной,
Пришли бы в храм, почти родной,
Все стены Храма бы отмылись,
Святые б нами загордились.
Так потихонечку все вместе,
Откроем Храм наш в поднебесье,
Со временем воздвигнем крест,
От храма звон, как благовест.
Один откроем храм, второй,
Затем четвёртый и седьмой,
Проложим к ним свою дорогу,
И скажем вместе: «Слава Богу».
Ильич опять наш со стены:
«Учитель, ты ж от сатаны,
Займи-ка очередь ты в ад,
Есть у тебя отдельный блат.
Я подведу тебя к чертям,
К партийным бывшим главарям,
Мы чуть убавим огонёк,
Чтоб испытал ожог ты впрок.
Душа твоя давно больна,
В неё вселился сатана,
Ты всё на храм в окно глядишь,
Да вон, с мальчишкой говоришь.
С харизмой он, наш паренёк,
Среди детей он одинок,
Он мал, ещё не понимает,
На что учителя толкает.
А ты, партийный, ты весь мой,
Давно ль не дружишь с головой,
Ты стал наверно забывать,
Что партия – родная мать.
Кто обеспечил детство вам,
Кто собирал вас по дворам,
Учил партийной дисциплине,
Лечил бесплатно в медицине?
Да ты, учитель, позабыл,
Как в вуз партийный поступил,
Мозги барахтались в башке,
Сидел бы лучше на горшке.
Тебя и в школу-то не брали,
Учить детей всё запрещали,
Доверили лишь интернат,
На знания ты небогат.
А если взять твою культуру,
Ты знаешь только Маньку-дуру,
За жизнь две книги прочитал,
«Муму» и Маркса «Капитал».
А ты всё рвёшься к Богу в храм,
