Надежда умирает последней - страница 23

Мать Мадлон и сестра Сабрина пили чай на первом этаже пансиона в комнате смотрительницы, которую уже отправили спать. Разговор касался будущего монастыря святой Маргариты и не мог обойти тему пострига, предстоящего мадемуазель де Сентон.

– Мне кажется, Ленитина не готова ещё духом к этому обряду, – робко заметила Сабрина.

При упоминании протестантского варианта имени воспитанницы аббатиса едва не поперхнулась чаем.

– Какая ещё «Ленитина»? Что за ересь ты несёшь?!

– Простите, матушка, – потупила взор монахиня. – Но не важно, как называть нашу воспитанницу… Важно, что она не готова ещё к принятию монашеского сана.

– Готова или не готова – что за речи? – хмуро повела густыми с проседью бровями настоятельница. – У неё впереди три дня, чтобы смириться с выбором Господа!

Сабрина хотела было возразить, что пострижение – дело добровольное, но в этот миг в двери постучал сторож.

– Матушка аббатиса, к Вам посетитель!

– Кого нелёгкая принесла в такой час? – изумилась монахиня.

– Они просили доложить о себе так: с депешей из Ребона прибыл Габриэль де Гарсон, племянник барона де Бель Эра.

– Какой такой ещё Габриэль? – в раздумьях прошептала аббатиса и проворно поднялась. – Бель Эра? Зови!

Сторож откланялся.

– Родственник нашей Элены-Валентины? – догадалась Сабрина.

– Братец или жених… – ехидно ответила мать Мадлон и направила своё тучное тело к выходу.

Гостя она встретила в приёмном кабинете. Вошёл стройный молодой человек в чёрном плаще, держащий в руке роскошную шляпу с белым пером. Аккуратно подстриженные тёмные усики, ровный нос и красивые скулы выдали в незнакомце представителя аристократического сословия. Он галантно раскланялся и представился именем, которое уже назвал монахиням сторож.

«Недурён, – мысленно отметила мать Мадлон, изучая лицо Ганца фон Баркета, проникшего к ней под фамилией давно почившего кузена своей невесты. – Даже красив. Хороший вкус у девчонки. Не таким я тебя представляла, еретик, но всё же…»

– Здравствуйте, сударь, с чем пожаловали? – спросила аббатиса.

Квадратное лицо настоятельницы приняло надменно-недовольное выражение, которое не скрывало неприязни женщины к гостю. Маленькие колкие глазки монахини внимательно рассматривали юношу, производя на него самое неприятное впечатление.

– Я привёз Вам срочную депешу от барона де Бель Эра, моего дяди, – отчеканил Ганц, с поклоном передавая бумагу аббатисе.

– Присядьте, сын мой, – монотонно ответила монахиня и оторвала край конверта, противно скрипя сухой бумагой меж пухлыми пальцами.

Ганц опустился на краешек стула, предпочитая не спорить с настоятельницей. Пока мать Мадлон пробегала глазами по письму, на лице её отражалось явное неудовольствие, нарастающее с каждой новой строчкой послания.

– Значит, Вы, сударь, кузен моей воспитанницы?

– Габриэль де Гарсон! – подскочив со стула, снова отчеканил юноша и сделал поклон.

– Полно-полно, я всё поняла. Значит, семья Элены-Валентины де Сентон не желает принять её решение постричься в монахини? Вы не хотите, чтобы она стала Христовой невестой?

– Именно так, потому что Ленитина – земная невеста, у неё есть наречённый и отменить помолвку нельзя. Обручение уже состоялось.

– «Земная»… – прошипела мать Мадлон и, сложив листок пополам, медленно его разорвала.

– Месье барон сообщил в своём письме, которое Вы соизволили порвать, – кивая на бумагу в руках монахини, повысил тон Ганц, – что его старший сын болен. Поэтому он желает, чтобы дочь была рядом уже сейчас. Я уполномочен забрать Ленитину из пансиона досрочно.