– Откажитесь от этой мысли. Вы не преуспеете. А если б и преуспели, блага своей родине не принесёте.
Остолбенев в изумлении, Миллар не сразу нашёл слова для ответа.
– Но вы же немецкий офицер, – пробормотал он наконец, – и я думал…
– Что все немецкие офицеры судят одинаково? Как правило, да. Но некоторые всё же имеют собственное мнение. Мое мнение по поводу «налога на кровь» – другое.
– Так вы не поможете мне? – разочарованно вскричал Миллар.
– Я не могу сделать этого.
– Хотите сказать, вы против призыва?
– И да, и нет. Призыв, такой, как он существует здесь, представляется мне злом, но я признаю его целесообразность для Германии, как и других континентальных стран. Англия – единственная страна, чьё географическое положение и национальный склад характера, кажется, позволяют избежать этого всеобщего бремени – заметьте, я сказал, кажется, – так почему не воспользоваться этим преимуществом?
– Но в чём зло, о котором вы говорите? Об этой системе я не слышал ничего плохого, – от разумных людей, я имею в виду. Экономика едва ли пострадает…
– Не пострадает. Но есть другие соображения.
– Неприкосновенность частной жизни? Неужели вы среди тех, кто видит рабов в тех людях, что добровольно возлагают на себя долг служения отечеству?
– Да нет же. Возможные изменения в экономике и небольшое ограничение личной свободы представляются мне небольшой платой за благополучие империи. Но есть и другие последствия превращения нации в нацию солдат.
– Вы опасаетесь, что мы станем кровожадны?
– Не то. Разве не великие армии прекращают войны или, по крайней мере, ставят их на паузу?
– Тогда в чём ваше возражение?
– Потребуется время, чтобы объяснить. У меня два возражения. Призыв, видите ли, мероприятие такое широкое и глубокое, что затрагивает жизнь всей нации. Каждому в империи придётся определить своё отношение к нему. В общем, выбор только между двумя отношениями: или человек отождествляет себя с армией, или нет. Если да, то он склонен одобрять и восхищаться, часто неумеренно, всем армейским. В результате, – милитаризм, который британцы на дух не переносят. Сознание того, что все классы общества зависят от этого одного слоя, что жизнь и собственность в безопасности только под сенью оружия, порождает, с одной стороны, заносчивость, с другой, – почтительность, вплоть до подобострастия. Примеров этому сколько угодно, стоит лишь оглянуться вокруг. – («Я видел их уже немало», – нехотя отметил Миллар про себя) – и эта заносчивость, это высокомерие подпитываются ещё другим сознанием: из всех социальных слоев империи только этот не зарабатывает, не может зарабатывать, деньги способами, общепринятыми во всем мире, не подвергается соблазнам богатства, к чьим рукам не прилипает золото, как оно липнет к рукам штатских. В наши дни, когда коррупция повсеместна, когда фондовые биржи занимаются лицензированным грабежом, а торговцы потеряли всякий стыд, конкурируя между собой, это вынужденное бескорыстие неизбежно порождает преувеличенное самомнение, высокомерие по отношению к другим слоям, может быть, в равной степени честным, от которых не требуются такие высокие стандарты. Всё это объясняет социальную тиранию, которую мы замечаем со стороны военных здесь, в Германии, так что не будет преувеличением изменить известную поговорку «мужчина начинается с барона» на «мужчина начинается с лейтенанта». Теперь подумайте об Англии, вообразите эффект этой тирании в Англии, – а она неизбежно появится, коль скоро она органично присуща милитаризму.
