В последнем не могло быть сомнений. Первый же, замеченный им, безусый лейтенант, вошедший в зал, выделялся среди штатских не только униформой, но и самоуверенным видом, с которым он обвёл взглядом окружающих. «Похоже, он считает, что все здесь ему должны», – шепнул Хорт на ухо Миллару.
Действительно, по мере прибытия всё большего числа военных, Миллар замечал на их лицах некое общее выражение, которое роднило их даже больше, чем униформа, строгие причёски и одинаковая форма усов.
Его спутник подтвердил это наблюдение:
– Вы слышали о химических элементах, которые не смешиваются? Здесь вы можете видеть это же явление в приложении к обществу. Не кажется ли вам, что цветные мундиры и чёрные фраки отталкиваются друг от друга под действием какого-то природного закона?
Миллар был вынужден признать правоту его слов. В путанице танца все цвета смешивались, но, как только прекращалась музыка, цветные мундиры, словно по закону гравитации, устремлялись в верхний конец зала, где и образовывали большой неровный остров, откуда следили с немалой долей sans-gêne за рядами дам, теснящихся вдоль стен.
– Боги-олимпийцы взирают со своих высот на простых смертных, – заметил Хорт с язвительным смехом. – И место себе выбрали правильное – удобное для наблюдения и подальше от сквозняков.
– Но ведь они не арендовали его, полагаю?
– О нет! Просто захватили. Им во всём отдают первенство, например, в выборе партнёрш. Вы заметили, как чёрные фраки почтительно дожидаются, пока их высокопревосходительства не сделают свой выбор?
Миллар это заметил, но заметил также и удовольствие, которым озарялись лица дам, удостоившихся выбора офицеров. Его британское чувство собственного достоинства было немного задето этим наивно выраженным предпочтением, несмотря на его симпатию к мундирам.
– Возможно ли представить себе что-нибудь более унизительное для человеческой природы, чем это заискивание одного социального слоя перед другим? – вопросил Хорт. – Только взгляните на этих двух почтенных старцев, боязливо отступающих перед группой капитанов. Они только главы гражданских департаментов, бедняги, поэтому, конечно, должны убраться с дороги. Взгляните на этих смиренных, сутулых профессоров, что не сводят глаз за стёклами очков с армейских? Кем они так восхищаются? Юнцами, которых они завалили бы на элементарном экзамене, не касающемся военного дела, но для учёных мужей юнцы эти – цвет нации. Вы согласны, что это просто смешно?
– Это может удивить, действительно, но я не так скор в суждениях. Прошу, не рассматривайте себя как моего компаньона на весь вечер, – добавил Миллар, которому уже хотелось побыть в одиночестве. – Боюсь, я вас обременяю. Вы не хотите танцевать?
– Возможно, позже, – ответил Хорт, уже некоторое время не спускавший глаз с входных дверей.
– Герр Эльснер упоминал, что будет здесь сегодня. Но что-то я его не вижу. Наверно, он передумал.
– Вряд ли. Впрочем, мы скоро узнаем. Если он вообще придёт, то придёт именно сейчас. Он никогда не приходит рано, но также он не приходит поздно, так как это противоречит его чувству juste milieu. Вы ведь уже заметили его преувеличенную осторожность во всём? А! ну не говорил ли я!
Его лицо вдруг словно озарилось. Удивлённый Миллар проследил за его взглядом. Герр Эльснер, под руку со своей внушительной светловолосой супругой, как раз торжественно переступал порог. Хотя фигура фрау Эльснер была задрапирована в голубую парчу, а на толстой белой шее сверкали бриллианты, в стоимость которых перевоплотилось множество велосипедов, явно не она приковала к себе взгляд инженера.
