– Ну, что же… Биология. Так вот, девочки, когда вы получше вгрызётесь в… вашу биологию, вы удивитесь, что эти законы вы не изучаете с Тамарой Марковной, а изучаете со мной.
По классу снова пронёсся смутный гул – всем стало очевидно, что изучать что бы то ни было лучше в обществе этой вертлявой толстушки с блестящими глазами.
– Эти законы не установлены людьми, но существуют в человеческом обществе с тех времён, когда история теряется во мраке, как малое устье нашей великой реки в недрах тверди. Они непреложны, как сама жизнь, как чёрное и белое, как ваши коричневые платья и аккуратные косы.
Она внезапно прервала себя и посмотрела прямо на рыжий нимб. Девочки затаили дыхание. Учительница рассмеялась.
– Неудачное сравнение, ибо в этом случае есть явное исключение.
С полсотни огоньков – блестящие разноцветные камешки девичьих глаз – целили в Лильку, которая сидела ровно, как палочка на носу акробата.
– Видите ли, а вот для этого закона не существует исключения. Он действует Всегда и Неизменно.
Голос её посуровел.
– Запомните это. Все иные законы, созданные людьми или даже природой, могут иметь поправки… иногда зачёркивающие их… – тише добавила она, – но эти Два – нет. Они необратимы… вдумайтесь в это слово – оно означает, что повернуть их вспять нельзя… это закон даже не природы, ибо Природа лишь производное от чего-то более могущественного. Это закон самой Жизни.
Как же она переправит записку? Подумала Таня Беляшова и беспокойно поёрзала за партой. Софья Михайловна нахмурилась – сдвинула лесные брови – и строго сказала:
– Что вас беспокоит? Да, да, вас, – подтвердила она, когда Таня изумлённо уставилась на учительницу, а затем завертела головой, пытаясь понять, к кому та обращается.
– Кажется, вы Беляшова? Так что вас так встревожило, что вы постоянно вертитесь, толкаете соседку и у меня большие сомнения, проявляете ли вы то внимание, которого заслуживает тема нашего урока?
Софья Михайловна говорила несердито, но холодно, как и все учителя гимназии, когда хотели приструнить нерадивую ученицу. Но девочки изумились другому. Тане Беляшовой редко приходилось выслушивать замечания. Во-первых, потому, что она очень хорошо училась, во-вторых, её отец был крупным дипломатом, во время войны семь лет назад отправленным в этот город у реки вместе со всем корпусом. Особое отношение к нему основывалось на неких слухах, утверждавших, что согласно высочайшему негласному распоряжению, Константин Беляшов должен был возглавить так называемое запасное правительство в случае трагической сдачи столицы.
Правда ли это и, если правда, то – насколько, никто, даже самые заядлые сплетники, не знал.
Что касается девочки, отданной Беляшовым в эту старую тихую школу, то учительницы могли без неприятного оттенка «особой услуги» оказать малышке повышенное внимание. Девочка была в высшей степени старательна, что называется, вышколена и, в сущности, лояльна. Это иностранное слово употребила на педсовете Анна Станиславовна и, хотя не все поняли, что она имеет в виду, молчаливо согласились с тем, что ребёнок ведёт себя хорошо.
Единственное, что не совсем понравилось классной руководительнице Тани, так это маленькое происшествие, когда Лидия Анатольевна подвела новенькую к первой парте первого от двери ряда и по-матерински проворковала:
– Вот, Татьяна, твоё место. А вот твоя соседка Лиличка, прошу дружить и жаловать.
