Нарисуй мне ветер - страница 4

С каждым днем я понимал, что наши с ней отношения все меньше походят на дружбу, а все больше на любовь, хотя, при этом, самой любви в них никогда не было. Но может я был слишком глуп тогда и не знал, что это такое? Мне все больше хотелось, чтобы она жила не в Москве, а рядом, но рядом жила Люся. И она ждала двойню.

Саша об этом знала, и тон нашего общения дальше дружеского никогда не уходил, но тем сильнее я ощущал боль. Я находился в клетке нерешительности, которую выстроил для себя сам. Я вел двойную жизнь: мое тело находилось здесь, в моем родном городе, рядом с Люсей, в привычном для меня мире, а мои мысли витали там, в Москве, рядом с Сашей.

Я снова и снова обманывал себя в том, что я ни в чем не виноват, но только больше убеждался, что сам стал причиной своих бед.

Но даже реши я все еще тогда, на даче, когда Саша сняла с крючка свою кофту и вышла за дверь или когда она, вжавшись в угол плакала у окна, за которым лил нескончаемый дождь, могло ли быть по-другому? Едва ли.

Я все больше увязал в паутине самообмана. Я не мог пожертвовать счастьем моих детей и моей семейной жизнью, о которой всегда мечтал, но и пожертвовать своей дружбой с Сашей я тоже не мог. Среди унылой будничной осени она была для меня как вода. Она верила и в меня, и в то, что я говорю, но что важнее, я знал, что тоже нужен ей! Она принимала меня настоящим, именно таким, каковым я и являлся – порой немного резким, непроницательным или ранимым. Она не хотела видеть во мне супермена, а всегда смотрела внутрь, в самую глубину. И от этого взгляда, от этого странного чувства значимости, вздымалась во мне неведомая сила и вместе с тем робость, нежность и любовь.

Люся никогда не интересовалась ни моими взглядами на жизнь, ни моими мыслями, ни, тем более, работой. Так, будто она считала меня не живым человеком, а функцией. Я приносил в дом деньги, водил ее на выставки, встречи с друзьями или коллегами, ел ее еду и покупал для нее цветы. Я делал все, что и положено настоящему мужчине, но не чувствовал к ней и толики того же, что и к Саше. Но несмотря на это, именно Люся оставалась самым близким для меня человеком.

Я понимал, что окончательно запутался и в себе, и в происходящем.

Долгое время я боролся с собой, пытаясь построить семейное счастье с той с которой живу, а не с той которую люблю, и это оказалось моей самой главной ошибкой. Я продолжал тесно общаться с этими двумя женщинами, постигая через них то разное, что нужно постигать с одной.

***

В мае у нас с Людей родились две девочки, а в июле приехала Саша.

Мы созвонились с ней, но встречаться не решились – у обоих нашлись неожиданно более важные дела, и я втайне вздохнул с облегчением.

Через неделю Люся с детьми запросилась к маме. Я отвез их в Новоселово, а сам вернулся в Красноярск работать. Оставшись наедине, в непривычно пустой и тихой квартире, я решил прогуляться по вечернему городу и вдруг встретил Сашу.

Она стояла на мосту, кидала камешки в реку и смотрела на медленно текущую воду. Я встал немного поодаль и начал наблюдать за ней. Когда камешки в ее руках закончились, она наклонилась и хотела поднять еще один, но не нашла, а поднимаясь заметила меня.

Я подошел ближе – она улыбнулась, но на глазах блестели слезы, она торопливо вытерла их запястьем и неловко засмеялась.

Начался дождь.

Мы, не торопясь, стараясь растянуть нежданную встречу, пошли вперед и ускорились только тогда, когда дождь перешел в холодный ливень. Она вся насквозь вымокла и замерзла, так что мы забежали в первый попавшийся ларек, в котором, не ко времени, продавали кофе.